– Я в закуток, – с тем Илона вышла из большой корректорской одновременно с Ромой.
– Как Лидка? – сразу спросил он.
– Вроде хочет оставить ребенка.
– Так ей нужно заявление писать, – сразу сообразил Рома. – На матпомощь, на комнату в общаге. Ты же знаешь, в каких условиях она живет.
– А ты откуда знаешь?
– На прошлом съезде мы дежурили до четырех утра, потом нас развозили на машине. Я этот дом видел – там, наверно, крысы водятся.
– Так она же там прописана. Если бы не было городской прописки – можно было бы просить комнату в общаге, или нет?
– Я узнаю! – пообещал Рома. – В общаге все-таки вода горячая, душевые, внизу прачечная. И это ближе, чем Лидкина Савеловка.
Имелась в виду общага при высшей комсомольской школе. Там иногда давали комнаты молодым журналистам из глубинки. Для этого требовалось вмешательство редактора Бекасова, парторганизации и горкома комсомола. У Лиды была безупречная комсомольская репутация, ее знали в горкоме – должны были помочь…
– Надо поговорить с Варварой, – решила Илона.
– Так поговори!
Рома по-приятельски хлопнул Илону по плечу и унесся в типографию.
Редакция жила – где-то хохотали во всю глотку, где-то трещала пишущая машинка, По коридору пробежал фотокор Юра со своей необъятной сумкой, его попытался задержать Витя из отдела информации и услышал:
– Не могу, в номер, в номер!
Это были волшебные слова. Юра примчался с пленкой, которую еще нужно было проявлять, печатать снимки, сушить их, сдавать в цех на клише, убедиться, что клише сделаны правильно, а не в зеркальном отражении. Тот, кто работал в номер, был лицом неприкосновенным, потому что завтрашняя газета – превыше всего.
Из кабинета вышел Бекасов – высокий, сутулый, вечно озабоченный, с сегодняшним номером в руке. Он прошел в корректорскую, и это Илоне сильно не понравилось – значит, проскочила ошибка.
На сей раз ошибка была не самая страшная – Жанна при ревизионной читке проворонила бяку на переносе, и вместо «трудящиеся» получилось «трущиеся». На выговор такая оплошность еще не тянула, потому что – в проходном материале о соцсоревновании. Вот если бы в докладе Брежнева – тогда ох…
Варвара Павловна поговорила с Лидой наедине, и Регина тихонько сказала Илоне:
– Ты к ней теперь не суйся. Она переваривает.
И так было ясно, что переваривает. И потому Илона, не приставая к подруге со всякими благоглупостями, вечером помчалась на репетицию.
– Ты где пропадаешь? – напустился на нее Буревой. – Мы в прошлый раз сцену с крысой прогоняли. Такая сцена – а ты где-то шастаешь!
Объяснять Буревому, что произошло, Илона не могла – это же все равно, как если бы объяснять птице методику плавания, как объяснять рыбе правила вертикального взлета. Мир Илоны был четко поделен на две половины – приземленную и возвышенную. Буревой бы просто не понял, как можно пренебречь репетицией ради поездки в Савеловку. |