— В том-то и дело, — спокойно и тихо возразила Дженни, — я не знаю, как он ко мне относится. Со дня моего шестнадцатилетия он держится на расстоянии вытянутой руки, будто я заразная. Но я-то знаю, как к нему отношусь, — шепотом продолжила Дженни. — Мне остается только молиться и надеяться, что сумею доказать это… Если не удастся…

Пластмассовая чашка, которую она до сих пор сжимала в ладони, треснула и раскололась на части. Поглядев на осколки, девушка вздохнула и принялась подбирать их с пола. В этот момент появился Маркус.

Стремительно поднявшись, она побежала навстречу.

Маркус сбивчиво принялся сообщать ей новости:

— Ему лучше. Устойчивые признаки жизни, так они это называют.

Дженни ринулась в коридор, чтобы лично убедиться в этом, но он грубо схватил ее за руку. Увидев в ее глазах слезы, Маркус отпустил руку, пожалев о своем резком движении.

— Тебе не следует его сейчас видеть. А кроме того, девочка, ты сама выглядишь как черт знает что. Тебе надо…

— Домой я не поеду. Я не оставлю его. — Последние слова Маркус едва расслышал, потому что она закрыла лицо руками, пряча слезы. — Я не могу.

— Ну что ты, у меня и в мыслях этого не было, откликнулся Маркус. — Вот, держи! — Он протянул ей две связки ключей. — Я снял для тебя номер в мотеле через дорогу, там — чемодан с чистой одеждой, твоя машина припаркована на стоянке.

Маркус вздохнул, внезапно засмущавшись, потому что дочь порывисто обняла его за шею.

— Спасибо, Маркус, — прошептала она, потом отстранилась, смущенная не меньше, чем он, внезапным порывом чувств. Столь искренние эмоции были несвойственны им при общении, но в данный момент это произошло непроизвольно.

Дженни взглянула на пластиковую бирку ключа от номера мотеля и двинулась из холла к выходу.

Маркус и Генри с болью смотрели ей вслед. Но боль у каждого была своя. Генри Томас любил ее как дочь…

А для Маркуса Тайлера она была дочерью, которую он не умел любить.

— Как он чувствует себя сегодня? — спрашивала она, подходя утром к регистраторше отделения интенсивной терапии.

— По-прежнему, — отвечала сестра. — С каждым днем он выглядит немного лучше и уже может дышать самостоятельно. Шрамы от операции заживают благополучно. К счастью, нет мокроты в легких. Вы знаете, она часто появляется при сильных повреждениях, когда пациент остается недвижим!

Дженни кивала. Она уже слышала об этом раньше.

— Что еще?

— Больше ничего… В сознание до сих пор не приходил. — Почувствовав, что пора сказать что-нибудь ободряющее, сестра добавила:

— С такой травмой головы, как у него, это обычное дело. Но каждый день, когда мы переставляем иглы, я жду, что он в любой момент откроет глаза и спросит, что мы с ним делаем.

— Я тоже этого жду, — ответила Дженни, после чего поспешила к постели Ченса. Она не хотела терять ни секунды из того драгоценного времени, что было ей отведено на посещение.

— Привет, мистер, — прошептала девушка и легонько коснулась губами его колючей щеки. — Прошу прощения, но тебе пора побриться.

Она разговаривала с ним обычным голосом, так, как привыкла делать это с первого дня после несчастного случая. Дженни убедила себя, что Ченс может ее услышать и как-то сообщит об этом, если будет в состоянии вытерпеть боль. Потом, как обычно во время каждого своего посещения, взяла в руки его безжизненную ладонь и принялась осторожно гладить и массировать каждый палец, стараясь не задеть иголки, воткнутые в вены.