Рослый, плечистый мужчина, он тем самым еще больше увеличил их разницу в росте, навис над ней с какой-то невысказанной угрозой.

— Елена Юрьевна, я понимаю, вы переживаете смерть Строганова… Я тоже был его другом, но тем не менее есть моменты, которые мы с вами должны прояснить.

— Да, конечно.., спрашивайте, я постараюсь помочь вам всем, чем могу.

— Елена Юрьевна, от сотрудников банка мне стало известно, что вы с покойным были.., в близких отношениях.

Лена посмотрела на него с удивлением. Если кто-то из сотрудников банка и знал об их близких отношениях с Александром, то в первую очередь это был Костромин, его близкий друг… Но если он сейчас так говорит — значит, так ему зачем-то надо. Лена примет его игру, потому что ей все равно.

— Допустим, это так.

— Я не собираюсь выяснять у вас подробности, но я хотел бы спросить, не заметили ли вы в последние две недели каких-либо странностей в поведении Александра Васильевича.

— Нет, ничего такого, — она пожала плечами,. — все было как обычно.

— А не говорил ли он вам о каких-то своих планах, о возможности больших перемен, не собирался ли он куда-то уехать?

— Нет, ничего этого он мне не говорил.

— А не передавал ли он вам? — Костромин наклонился к ней, навис над ней, и голос его стал тихим и угрожающим:

— А не передавал ли вам покойный какую-нибудь дискету или, может быть, компакт-диск?

— Нет, ничего он мне не передавал. — Лена попыталась отстраниться, но только вжалась в мягкую спинку кресла. — А в чем дело? Что происходит, Юрий Николаевич?

— Ничего. — Он выпрямился, взглянул на нее тяжелым продолжительным взглядом близко посаженных глаз, затем отошел к окну, отвернулся. — Но если вы что-то вспомните, я надеюсь, что вы это мне сообщите.

И так же, не поворачиваясь, как будто он разговаривал не с ней, а с кем-то невидимым, прячущимся за окнами банка, он закончил разговор, холодно бросив:

— Вы свободны.

Через полчаса Костромин вошел в кабинет управляющего банком. Управляющий смотрел на него зверем. Его одутловатое лицо было мрачнее тучи.

— Ну?

— Она все отрицает.

Лицо управляющего еще больше побагровело.

Он грохнул кулаком по столу и заорал:

— Отрицает? А ты у меня на что? Девке сопливой язык развязать не можешь?

— Не могу же я ее пытать… Пока, по крайней мере. Будет следствие по поводу взрыва, а она — свидетель, самый главный. С ней будут работать.

Если она сейчас исчезнет, следствие этим заинтересуется…

— Ты идиотом-то не прикидывайся! Я тебе не велю ее пытать! Ты что, первый день на свете живешь, не знаешь, как девке язык развязать?

Учить его надо! Подпои, в постель уложи… Что ты младенца-то изображаешь?

— Артур Виленович, вы твердо уверены, что это дело рук Строганова?

— Еще как уверен! Без его ведома такая сумма из банка уйти не могла! Только два человека имели доступ к этим счетам — он и я! Я еще не сбрендил, и знаю, что ничего не делал, а ты, уж не на меня ли думаешь?

— Что вы, Артур Виленович, — Костромин скромно потупил взор, — но ведь Строганов погиб…

— А ты дружка-то своего не защищай. Я ведь не забыл еще, что это он тебя привел. Ну и что, что погиб! А денежки-то уплыли. Такие огромные деньги! — Голос управляющего стал тише, в нем зазвучали даже какие-то доверительные интонации:

— Пойми, Юра, пропали такие огромные деньги, что если мы их не найдем — понимаешь меня? Мы, мы с тобой! — то нам не только в банке не работать, но и на этом свете, скорее всего, не жить.