– Но ты не радуйся сильно – ты тоже уже ощущаешь свой просыпающийся бешеный темперамент. Ей положено как волшебнице, а тебе – как тонкой натуре искусства. Так что будешь гулёна ещё из тех… Подумав чуть, Берта не смогла с ней не согласиться. Чуть покраснев, она улыбнулась смущённо своим мыслям. Говоришь, на спинке поработать… Но оказалось, что ночь откровений отнюдь не закончилась.

– Но ты единственная, кто сможет менять свой облик всегда, и так, как захочешь. Ведь ты не только Художница – но и одновременно Принцесса. Так же как Мальва – и Красавица, и Кукла, и Принцесса сразу.

– А если я решу принять облик Королевы? Улыбку с лица Люции сдуло словно ветром. Она мигом посерьёзнела, обдумывая слова Берты.

– Не стоит. Тогда тебя вряд ли сможет защитить даже Воин. Хотя нет – можно, но только для него. И без знаменитых алмазных серёжек. Но не советую – ревность Королевы, тем более такой – не шутка. Лучше сразу повесься, если неймётся – меньше мучиться будешь. И всё же беседа после некоторой паузы потекла дальше. Да – Принцем быть хорошо. Но без надежды стать Королём. Хотя в качестве утешения Красавица всегда, или почти всегда будет рядом. Штучка, между нами, тоже ещё из тех. Ведь вполне возможно, что подаренный ею перстень, обладающий свойством обнаруживать яды – это не просто так. Холодея сердцем и замирая от сладкого ужаса, Художница слушала откровения Умницы. И что придётся наказывать Учителя за придуманную им квинтэссенцию дурманной травы, и какую интригу с последующей дракой наверняка устроит Челина

– Червовая Дама. А между всеми с тонкой улыбкой будет блуждать Рыжая Ведьма, ведь как ни крути, а самая сильная волшебница. А там подрастёт Граф – то‑то кутерьма завертится!

– Бр‑р‑р! Тысячу раз права была Фиона – змеиное кубло. И я тоже кобра соответственная, – проворчала Берта и покачала головой. Люция встала, потянулась с наслаждением и заразительно, ещё раз провела по телу ладонями.

– Ох, кажется, я буду ревновать саму себя – ко всем… Не переживай, этим, что сейчас берегут наш мир – думаешь, им легче? А вообще – пошли‑ка. Там у меня в подвале есть один бочоночек… из тех сортов вина, что не достаётся даже королям – только для себя.

– Бедные короли… – хохотнула Берта и тоже поднялась.

Гуго проснулся от предутренней прохлады. Отобрал у сонно заворчавшей Фионы уголок одеяла, прислушался к весёлому женскому хохоту, доносящемуся откуда‑то снизу. Затем тихонько, словно крадущийся тигр, всё же вылез из постели. Оделся, навесил за спину привычную тяжесть клинка, и вышел в дверь, стараясь не усмехнуться при виде двух зелёных огоньков, еле заметно блеснувших из постели. Звуки голосов привели его в погреба. Подивившись обилию и размерам хранящихся здесь бочек, а также тысячам лежащих на стеллажах бутылок, он проскользнул в последнюю подземную камеру. Ориентируясь больше на слух и чутьё, чем на скудные отблески факелов впереди, обошёл какой‑то странный, наверняка виноградарский пресс и выглянул из‑за него. Принюхался – всё верно. Девицы накушались, что называется, вдрызг. А ещё благородные… Мальва, Берта и – о‑ох, какая стала Люция! – все три в весьма скудной одежде расположились вокруг небольшого симпатичного бочонка с ковшиками в руках и явно с намерением прикончить его прежде, чем придёт рассвет. Возможно, их и придётся отпаивать наутро, но судя по запаху, свидетельствующему об отменном качестве вина – возможно, и нет. Мальва покачала головой.

– Я догадывалась, Берта, что ты хочешь моей смерти. Но чтобы таким извращённым способом – умереть от зависти к Люции… Все три дамочки неприлично захохотали и сдвинули вместе посуду.