— Благодарю за совет, ваша светлость, я последую ему.

Мы описываем этот турнир во всех подробностях только потому, что он был одним из самых кровавых и вместе с тем самых прекрасных турниров той эпохи.

Граф Дерби должен был сразиться с Лидсдейлом и Рамсеем; Талбот — с Грэхэмом и другим шотландским рыцарем, чье имя до нас не дошло.

Потом должны были сойтись в поединке другие рыцари, храбрые, но менее знатные, нежели названные.

После многих незначительных поединков шевалье Лидсдейл ударил копьем в щит графа Дерби. Тот выехал из своего стана.

Лидсдейлу не пришлось дважды вступать в поединок, так как, получив ранение в правую руку, он был вынужден выйти из игры.

Граф вернулся в свой стан под ликующие крики зрителей, а сменивший его Талбот коснулся щита сэра Патрика Грэхэма, грозного турнирного бойца.

Вот тут-то Талбот почувствовал признательность графу за совет, который тот ему дал, ибо копье противника пробило его двойную кирасу и на палец вонзилось в тело.

Будь он в куртке, то неминуемо бы погиб.

Так завершился первый день турнира.

Вечером, за ужином, один английский рыцарь пожелал отомстить за поражение Талбота и бросил Грэхэму вызов завтра сразиться с ним в поединке с тремя выходами.

— Вот как! Ты хочешь помериться силами со мной? — спросил Грэхэм. — В таком случае вставай пораньше и исповедуйся в грехах, ибо вечером ты будешь держать ответ перед Богом.

Слух об этом вызове быстро распространился, и на следующий день, когда Грэхэм, уже победивший накануне, снова появился на ристалище, все взоры устремились на него: зрители сгорали от любопытства, желая узнать, выиграет ли он свое кровавое пари.

Патрик Грэхэм выехал на середину ристалища и, увидев приближавшегося к нему противника, крикнул:

— Сделали ли вы то, о чем я вам говорил, мессир?

— Так же как и вы, сэр.

— Значит, вы умрете без исповеди, а это несчастье, если человек — истинный христианин, каким, я полагаю, вы являетесь.

Произнеся эти слова, Грэхэм посмотрел вперед, крепче сжал копье и, пустив во весь опор своего коня на английского рыцаря, насквозь пронзил его копьем.

Рыцарь рухнул на землю.

Все произошло так быстро и вместе с тем так страшно, что восхищение сменилось ужасом: Грэхэм ехал назад посреди всеобщего молчания.

Рукоплескания раздались лишь тогда, когда на арене вновь появился граф Дерби.

Дамы и девицы в Сен-Жан-д’Анжели были совершенно правы, утверждая, что граф был самым красивым всадником, какого только можно было увидеть на парадном коне.

Трудно было представить себе более изящного рыцаря, чем граф, выехавший на ристалище, хотя он был бледен и кровь кипела в его жилах: он жаждал отомстить за смерть того, кого убили на его глазах.

Уильям Рамсей, родственник Александра Рамсея, о коем мы говорили ранее, принял вызов графа.

Уильям был столь же храбрый рыцарь, как и его брат.

Противники кинулись друг на друга.

Уильям целил, подобно своему предшественнику, в грудь, а граф хотел поразить противника в голову.

Оба копья сломались, оба коня поджали колени, но бойцы удержались в седлах.

Каждый взял новое копье, и поединок возобновился.

Исход второго столкновения был иным, хотя оба рыцаря по-прежнему стремились сразить друг друга.

Копье Уильяма скользнуло по латам, а копье графа, пробив шлем противника, пригвоздило шлем к черепу.

Уильям раскинул руки и упал.

Все сочли его убитым, хотя он еще дышал, но так слабо, что, когда рыцаря перенесли в его стан, первым делом послали за священником.

Уильям исповедовался, не успев снять шлема.

— Пусть Бог даст и мне исповедаться с шлемом на голове и умереть в доспехах! — сказал граф Дерби, ничем больше не занимавшийся, кроме как заботой о раненом.