– Нет у овец никаких чувств, – сказала Пруденс. – Объясни мне лучше, что все это значит. А я попрошу миссис Филдингс приготовить нам чаю. – С этими словами Пруденс вошла в дом. Экономка с мрачным видом стояла в прихожей.

– Я предупреждала хозяйку, что вес это плохо кончится.

– Вы знали, что мама приводит овцу к нам в сад?

– Я не сразу об этом узнала. Она все делала скрытно. Но когда я заметила, что ее плащ промок, я поняла, что она выходила из дома. – Миссис Филдингс улыбнулась, очень довольная своей догадливостью. – А потом уж мне нетрудно было догадаться, откуда ветер дует.

– Не приготовите ли чай, миссис Филдингс? Нам с мамой надо поговорить.

– Чай уже готов. Я догадалась, что вам захочется чаю, чтобы успокоить нервы. И камин в гостиной я разожгла. Можете поговорить там, но только никаких криков! Я подам чай и снова лягу в постель.

Сделав это предупреждение, миссис Филдингс удалилась на кухню, а Пруденс направилась в гостиную. Ее родная мать... Как она могла пойти на такое?

Пруденс припомнила все случаи, когда она, пылая гневом, являлась к капитану и отчитывала его за поведение овцы. Боже, что он, должно быть, думал о ней тогда! И что, должно быть, думает сейчас... Она закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот расплачется.

Мать, снимая на ходу плащ, вошла в комнату. Подол ее платья промок, к рукаву пристали соломинки.

– Пруденс, я не знаю, что и сказать.

– Просто объясни, с какой целью ты все это затеяла.

– Боже мой! – запричитала мать, ломая руки. – Не смотри на меня так! Я не хотела никому причинить зла. Поверь, я это делала из самых лучших побуждений!

– Ты обманула меня.

– Совсем немножко. В первый раз я не заметила Гортензию, она явилась сама.

Пруденс приподняла брови.

– Не смотри на меня так, как будто думаешь, что я лгу! Я говорю правду! – Взяв Пруденс за руку, мать повела ее к дивану. – Пруденс, ты должна понять.

– Думаю, что я понимаю.

– Нет, не понимаешь. – Мать села на диван и заставила Пруденс сесть рядом. – Когда мы переехали сюда, до меня вдруг дошло, что если для меня это начало нового дела, то для тебя – нечто вроде ссылки.

– Меня вполне устраивает моя судьба, – сказала Пруденс. Вернее, устраивала, пока она не испытала магическое воздействие объятий Тристана. Объятий, которые ей больше никогда не суждено почувствовать. У нее комок встал в горле.

– Пруденс, – тихо сказала мать, потрепав ее по руке. – Я понимала, что мы переезжаем в глухомань, но когда мы приехали, мне показалось, что мы отрезаны от всего мира. Не этого я хотела для тебя. А потом я увидела герцога – в то время он был, конечно, не герцогом, но показался мне идеально подходящим для тебя мужчиной.

– Идеально подходящим? Он вел себя грубо и нагло и не желал иметь с нами ничего общего!

– Ну, не считая этого, он идеально подходил для тебя, – торопливо внесла поправку мать. – У него, должно быть, нелегкий характер. Но, судя по всему, он добр, потому что позволяет всем этим раненым морякам жить в своем доме. Сразу видно, что он честен и храбр, и есть в нем еще что-то такое... – Мать беспомощно пожала плечами.

Пруденс знала, что делает Тристана одним-единственным человеком, на которого можно опереться, оказавшись в безвыходном положении. Он был надежен и добр и не проходил мимо чужой беды. И она любила его всем сердцем.

Мать вздохнула.

– Я сожалею, что обманула тебя насчет овцы. Но я была обязана что-то предпринять. Герцог упрям и не желал по-соседски навестить нас. Но он был единственным мужчиной в округе, кроме доктора, конечно, который абсолютно для тебя не подходит.