Она старалась не всхлипывать, как вдруг Петрусь обнял ее, прижал к себе:
— Не разрывай мне сердце. Если бы я мог заплакать!
И вдруг оттолкнул ее, вскочил, кинулся к двери, распахнул.
— Показалось, там кто-то стоит. Показалось…
Он стоял над Лизой, глядя на нее сверху. Потом потянул с нее одеяло:
— Пусти меня к себе. Попрощаемся. Кто знает, что случится с нами, может, не увидимся никогда. Но что бы ни случилось, век буду Господа благодарить, что ты есть у меня… что ты у меня была!
— Привет, — сказал черноглазый тип. — Ну так что?
— А что? — вызывающе спросила Алёна.
— Вы-то зачем во все это ввязались?
— Случайно, — ответила она, усмехнувшись, потому что сказала чистую правду. — Слушайте, спорим, я знаю, как ваша фамилия?
— Ну?
— Григорьев.
— А вот и нет! — злорадно заявил черноглазый. — Хотя вы почти угадали. Моя-то фамилия — Карнаков, меня зовут Эдик Карнаков, но жена моя — Григорьева.
— Ясно, — кивнула Алёна, — вы потомки Валентина Григорьева, брата Елизаветы.
— Моя жена — его внучка, дочь его сына, — уточнил Эдик Карнаков. — А вообще все это отношения к делу не имеет.
— Да отчего же? — удивилась Алёна. — Конечно, имеет. Как раз в этом-то все и дело, по-моему. Одного не могу понять, неужели вы всерьез историю с похищением журналисток затевали?
— Да попугать мы их хотели, — с досадой ответил Эдик. — Попугать, не более того. Так и так мы их отпустили бы, а тут вы влезли. Ну зачем? Ваше-то какое дело?
— Я влезла? — удивилась Алёна. — А за каким чертом ваш Москвич влез в мою квартиру?
Эдик Карнаков скривился, как от зубной боли.
— Господи боже… Ну какой черт принес вас тогда на площадь Горького? — чуть не взвыл он. — Какого черта вы такая глазастая оказались? И какого черта палите из газовиков в первого попавшегося человека?
Как-то слишком много чертей, подумала Алёна. И на всякий случай коснулась груди там, где под свитером прятался крестик. Береженого, знаете ли, Бог бережет!
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнила Алёна. — Насчет ночного гостя.
— Он просто приходил вас предупредить о невмешательстве, — изящно выразился Эдик. Он был вообще-то симпатичный парень лет тридцати пяти, и такие витиеватые выражения ему вполне шли.
— Предупредить? — повторила Алёна. — Или попугать?
Эдик пожал плечами:
— Ну уж как вышло бы.
Обаятельный парень, даже откровенный цинизм ему к лицу.
— Слишком много суеты, — покачала головой Алёна. — Слишком много! Очень все тяжело делалось, грубо, без изящества.
Эдик снова скривился.
— Я что? — сказал он брезгливо. — Всем распоряжается мой тесть. Колька Москвич — его племянник двоюродный со стороны жены.
— Прямо коза ностра какая-то нижегородская! — восхитилась Алёна. — Семейное дело. Даже террористов и боевиков нашли в своих собственных рядах! Вот как хорошо — и платить никому не надо, всё в дом, всё в дом… Приятно видеть такую трогательную заботу о прославлении памяти своей родственницы. Ваш тесть спонсирует музей?
— Ну да, — отозвался Эдик.
— Неужели это дает ему какие-то дивиденды?
— Он человек старой закалки, хоть и удачливый предприниматель, — пояснил Эдик. |