«Это стоит не менее полумиллиарда долларов, – сказал он Сегеву. – Никто мне денег таких не даст, чтобы такое создать в Израиле. Может, вы сможете договориться, чтобы наши летчики могли здесь тренироваться?»

Сегев договорился начать тренировки в середине 1979 года.

Но в Иране в это время воцарилась другая власть – аятоллы Хумейни.

4 ноября 1979 года

Я нахожусь в Риме в качестве представителя Еврейского Агентства, и израильского филиала организации Джойнт. Представлять я должен Израиль среди более девяти тысяч беженцев из СССР, в городках Остия и Ладисполи ожидающих разрешения на эмиграцию в США, Канаду, Австралию.

Раннее утро.

Направляюсь безлюдным переулком в офис на улице Витторио Эммануэле. Виа Империале вдоль римского Форума насквозь просквожена солнцем. У памятника императору Траяну на скамейке сидит пожилой итальянец: выгуливает собаку. Рядом араб: снял туфли, брюки, остался в кальсонах, припал к траве, молится.

Вдруг, как по мановению волшебной палочки или воистину взмаху крыльев бабочки, площадь Венеции мгновенно забили толпы народа. Демонстрация неизвестно по какому поводу. Остановился транспорт, из всех окон, даже чердачных и слуховых, высунулись лица, крыши покрылись народом. Вынырнула полиция всех красок и оперений – муниципальная, конная, десантники, карабинеры. Меня поволокло в сторону Виа Корсо, откуда слышится рев и грохот барабанов. Тошнота подкатила к горлу тем же страхом, какой я однажды испытал в Москве, в подземном переходе метро под площадью Свердлова в час пик, стиснутый молчаливо прущей толпой равнодушных лиц, где человеческий крик о помощи заглушает стук каблуков и шорох тысяч существ, ползущих, как тараканы. Меня пронесло мимо автобусов, в которых привычные ко всему римляне спокойно читали книги и газеты, а люди продолжали натекать со всех щелей, опьяненные оргией праздного любопытства.

В неожиданно образовавшийся просвет я увидел красное от напряжения лицо толстяка, выкрикивающего лозунги, и двух других, не менее толстых, бьющих палками вовсе не в барабаны, а в измятые баки.

С большим трудом я добрался до офиса, который помещался на третьем этаже многоквартирного дома, и сразу же заметил нечто необычное. Молодые израильтяне, изучающие в Риме медицину, обычно проходившие службу в подразделениях специального назначения Армии обороны Израиля, несли охрану в офисе. Но в эти часы они стояли по всем углам – на улице, на этажах у лифта.

Для всех сотрудников офиса тут же провели инструктаж: как вести себя в случае нападения террористов. Мне, сидящему в отдельной комнате, надлежало мгновенно закрыть дверь на задвижку, выбросить из окна припасенную на такой случай веревочную лестницу, спуститься на крышу соседнего дома, по ней добраться до окна консьержа. Остальные работники офиса из комнат, идущих анфиладой, должны были быстро собраться в последней комнате, где находилась клетка, которая выдвигалась над улицей и с помощью лебедки опускалась на землю.

* * *

Оказывается, в Иране студенты захватили американское посольство.

По итальянскому телевидению идут беспрерывные передачи из Тегерана.

В Риме, у банка на Виа Биссолатти, взорвалась бомба. На экране телевизора видно, как иранские студенты бегут по крыше посольства, врываются без всякого сопротивления внутрь.

Мне надо встретиться с представителем организации Хиас, занимающейся эмигрантами из СССР, в обшарпанной приемной которой какие-то расторопные великовозрастные мальчики из эмигрантов, вовремя выучившие английский, наводят порядок в толпе. Очередная истерика. Старик – грудь в орденах, – собирающийся к детям, в Австралию, дергается, кричит, подхватывая выпадающий изо рта зубной протез:

«Не за то я ордена получал, чтобы мне в зубы заглядывали, как лошади… чтобы эти подонки указывали мне…»

Его успокаивают.