- Если, конечно, командир отпуск снова не перенесет, - Драгомиров почувствовал, что навеянное ночным полетом спокойствие поколеблено. - Вот так всегда. И еще слухи эти ходят, про войну… Ну не дураки же немцы на нас нападать, с Англией не закончив?! Ведь наступали они уже на эти грабли, должны были выучить урок.

Внезапно внимание лейтенанта привлек мелькнувший где-то вдалеке отблеск. Словно от самолетного крыла.

- Что за?! Никаких полетов быть не должно! Немцы провокацию затеяли?

Вселенная на вопрос не ответила - в отличие от тела пилота, начавшего действовать быстрее, чем тот сообразил, что происходит.

Снизившись, Богдан увеличил скорость, всматриваясь в предрассветную тьму. И в один прекрасный момент увидел.

"Юнкерсы", восемьдесят седьмые. Девять штук. И почему-то, едва увидев эти машины, направляющиеся к его аэродрому, Драгомиров сразу понял, насколько это серьезно и чем грозит. Это война.

Мысль о провокации в голову больше не приходила - под немецкими крыльями висели бомбы. О трибунале или еще чем-то подобном молодой лейтенант тоже не подумал. Его мозг был занят несколько другим - лихорадочным расчетом действий одинокого истребителя против серьезного врага.

"А ведь отпуск накрылся! - осознание, промелькнувшее где-то глубоко внутри, заставило вспомнить, что перспектива увидеть Татьяну становится весьма туманной. - Гады!"

И именно в эту секунду Богдан решился на атаку. Именно тогда, когда понял, что жизнь той, кого он любил - пусть и боялся ей в этом признаться - находится в опасности. Не от этих конкретных самолетов, но от самого факта войны.

Будучи гораздо быстрее тихоходных пикировщиков, И-17 лейтенанта легко их нагнал. Те крались над лесом, и до аэродрома родного полка оставалось не так уж и много.

Разогнав самолет в пикировании, Драгомиров срезал первого буквально одной очередью - тот даже не понял, что произошло. Как и его коллеги. Пользуясь скоростью, Богдан вновь набрал высоту - и вновь ушел в пике. Где-то на краю сознания зажглась цифра "два".

Немцы наконец-то поняли, что происходит, и действовали четко - но прежде чем им удалось организовать оборонительный круг, загорелся и начал падать еще один бомбардировщик.

"Три". Молодой пилот усмехнулся краешком рта, отчего выражение его лица напомнило оскал огрызающегося волка. Необычайная концентрация, ясность мысли и сознания буквально подсказывали ему, что делать.

Четыре? Нет, ушел - сбросив бомбы, один из "Юнкерсов" развернулся на запад и начал удирать, дымя поврежденным мотором. Четыре?! Нет, еще один остался поврежденным, но живым, улепетывая вслед за своим коллегой. А теперь? Да! "Четыре"!

В этот момент Богдан осознал, что схлестнулся с немцами уже почти над аэродромом, и вот оно, поле, с которого он взлетал совсем, казалось бы, недавно. А крыло уже продырявлено, как и кабина, да и двигатель как-то подозрительно чихает. Все же бортстрелки фашистских самолетов были профессионалами, и не попасть под огонь их пулеметов Драгомиров не сумел.

Три оставшихся "восемьдесят седьмых" уже вышли на позицию и первый даже начал заход, когда лейтенант, нажав на гашетку, обнаружил, что патронов больше нет. Но ведь третий был так близко!

Полковник Ерлыкин в оцепенении смотрел, как в последний из немецких самолетов, отбомбившихся по его взлетке и выстроенным у поля истребителям, врезался краснозвездный И-17.

- Драгомиров?!

Неуправляемые машины уже взорвались на земле, когда где-то над казармами вспухло облачко раскрывшегося парашюта.

Первый герой начавшейся войны вернулся домой…

* * *

Выдержки из интервью с Героем Советского Союза Левитовым Андреем Сергеевичем, полковником авиации в отставке, ветераном Великой Отечественной войны, летчиком-истребителем 1-го Гвардейского Истребительного авиаполка.