Изменить размер шрифта - +
Просто какой-то отрешенный от жизни человек и мизантроп!

– Нет. Я люблю женщин, не возражаю против удачных расследований и своей известности, которая часто даже помогает. И наконец, деньги являются талонами на жизнь, без которых невозможно существовать. Но не талонами на счастье. И конечно, я не гожусь на роль отрешенного от жизни человека и мизантропа.

– Тогда в чем твоя подлинная страсть? – поинтересовался Вейдеманис. – Понятно, что не в игре в шахматы. Возможно, чревоугодие является одним из твоих смертных грехов. Ведь ты, по-моему, побывал во всех лучших ресторанах нашей планеты. Во всяком случае, в большинстве из них.

– Если у меня не такая идеальная стройная фигура, как у тебя и я начинаю полнеть, то это не потому, что люблю поесть, – ворчливо заметил Дронго, – я немного выше тебя ростом и у меня более тяжелые кости. Хотя грех чревоугодия за мной числится. Но все равно это не моя подлинная страсть, так как ты прекрасно знаешь, что я вполне могу обходиться вообще без пищи или довольствоваться хлебом и водой.

– В азартные игры ты тоже не играешь, если не считать твоего увлечения «французским покером» на Маврикии, – рассмеялся Эдгар, – просто идеальный человек без недостатков.

– Как раз наоборот. Недостатков полно. Безусловное тщеславие, когда я получаю удовольствие не только от законченного расследования, но и от своей известности. Конечно, грех чревоугодия за мной числится. Еще больший грех прелюбодеяния. Я весь состою из недостатков, – признался Дронго.

– А твоя подлинная страсть? – настаивал Вейдеманис.

Дронго задумался. Он решил, что просто обязан ответить своему другу предельно честно и не обманывая самого себя.

– Помнишь, я вспоминал, что сказал английский король Генрих Восьмой. Он сказал: «Я в ответе за всю красоту этого мира». Может, я тоже воспринимаю свою работу как некую миссию. Если хочешь, я пытаюсь доказать всем, и прежде всего самому себе, что Зло, каким бы многоликим и запутанным оно ни было, может быть побеждено. Я пытаюсь убедить в этом себя и людей, окружающих меня. Мне вообще кажется, что литература и искусство появляются там, где осознают понятия Зла и Добра, Света и Тьмы. И литература, как и искусство, помогает человеку выстоять и поверить в возможность победы. Это, между прочим, из речи Фолкнера во время вручения ему Нобелевской премии. Ничего нового я не придумал. Возможно, мои расследования и попытка выступить на стороне Бога и являются моей подлинной страстью. Ведь иначе я не стал бы этим заниматься в течение стольких лет. Как ты думаешь, я ответил не очень патетически?

– Понятно, – фыркнул Вейдеманис, – ты чувствуешь себя «левой рукой Бога», а сам являешься убежденным агностиком. Снова не совпадает.

– Я чувствую, что помогаю людям, – пояснил Дронго, – приношу им конкретную пользу, помогаю верить в некие нравственные идеалы. Значит, не зря занимаюсь этим делом.

– Высокопарно, но верно по существу, – согласился Эдгар, – в общем, я понял. Ты рассчитываешь на бронзовый памятник.

Дронго усмехнулся и не успел ответить, когда зазвонил городской телефон. Он подошел к нему, поднял трубку.

– Слушаю вас, – сказал Дронго.

– Добрый вечер, господин эксперт! – услышал он голос незнакомца. – Извините, что так настойчиво пытался вас найти.

Неизвестный даже не спросил, кто именно с ним разговаривает. Он точно знал, что ему ответил именно тот человек, которого он искал. Это тоже был показательный факт.

– Сначала представьтесь, – потребовал Дронго.

– Разумеется. Михаил Александрович Зорин, – сообщил позвонивший.

Быстрый переход