— Мой отец обожал цитировать доктора Джонсона, причем умышленно искажать его фразы, — негромко сообщил Гровер, словно боясь опять показаться дураком. Он говорил так: «Если патриотизм — последнее прибежище труса», тут я, конечно, совру… «то Бог — последнее утешение слабых». — Может, я в чем-то и ошибаюсь, но только… — Он неловко замолчал, поглядывая на Терри.

 — Ну-ну, продолжай, — подбодрил его Дикон.

 — Нечестно говорить о мертвых плохо, Майк, особенно в присутствии их друзей.

 — Билли сам был убийцей, — спокойным голосом произнес Дикон. — И об этом мне рассказал Терри. Мне кажется, что большей слабости просто не бывает. А ты как считаешь?

 Барри снова надел очки и уставился на приятелей с выражением полного удовлетворения:

 — Нечто подобное я и предполагал. У него здорово испортился характер. Он сбежал от семьи. Он стал алкоголиком. И самоубийцей. Сильный человек никогда бы так не опустился. Сильные люди встречают проблемы лицом к лицу, и решают их.

 — Но он, возможно, был серьезно болен. Терри, например, говорит о нем, как о законченном психе.

 — Ты считаешь, что он жил под именем Билли Блейка не менее четырех лет.

 — Ну и что из того?

 — А вот что. Как же мог душевно больной человек четыре года выдавать себя за другого? Он должен был постоянно находиться в напряжении, чтобы ни разу не сказать своего истинного имени, особенно в состоянии опьянения.

 «Да, — вынужден был признать Дикон. — Над этим стоило подумать». И все же…

 — Ну, у пьяных своя логика.

 Барри повернулся к Терри:

 — Что он обычно говорил, когда напивался?

 — Почти ничего. Чаще всего он вырубался. Собственно, для этого он и пил.

 Я определяю счастье как интеллектуальное отсутствие…

 — Между прочим, ты утверждал, что он любил поразглагольствовать, когда был пьян, — резко бросил Дикон. — А теперь уверяешь нас, что Билли сразу отключался. Так чему же верить?

 Лицо мальчика исказила гримаса боли:

 — Я стараюсь, как могу, говорить все так, как помню. Когда он был подвыпивши, то, действительно, любил побалагурить, ну а потом добавлял еще алкоголя, и все на этом заканчивалось. То есть когда он был просто «под мухой», то всегда соображал о чем говорит. Именно в такие минуты он читал стихи и любил порассуждать о махине.

 — О чем? — не понял Дикон.

 — Какой-то де… ус… махине, что ли, — неуверенно произнес Терри.

 — Это что еще за ерунда?

 — А я откуда знаю, черт побери?

 Дикон нахмурился и еще раз про себя повторил набор звуков, воспроизведенных Терри:

 — Деус экс махина?  [6]  — переспросил он Терри.

 — Точно.

 — А что еще он говорил?

 — Ну, в основном, чепуху какую-то.

 — Ты не мог бы вспомнить его точные слова и как именно он произносил их?

 Терри становилось скучно:

 — Да чего только он не говорил! Может лучше пойдем куда-нибудь и выпьем? После пинты пива у меня память начнет лучше работать.