– Сейчас?

– Ну, наверное, сначала тебе нужно смыть мыло и переодеться, – улыбнулась она милой, доброй улыбкой, от которой у Тошки сперло дыхание, и, вытерев руки полотенцем, пошла в сторону раздевалки для девочек.

Тошка посмотрел на свои мыльные руки и почувствовал, как щеки горят от смущения и радости. Он тут же сунул руки под холодную воду и начал нервно смывать мыло и побелку.

Дождавшись, пока все ребята закончат переодеваться, Тошка зашел в пустую раздевалку и, быстро скинув с себя потную рабочую одежду, переоделся в потную повседневную. Он посмотрел на себя в затертое, все в разводах, зеркало и тяжело вздохнул. Лицо его было все таким же скучным и казалось не по годам детским. В классе он выглядел младше всех и ужасно переживал из-за этого. А еще он был крайне немодным. Его ровесники, все как один, имели классные прически. Кто-то зачесывал волосы набок, другие ставили что-то вроде небольшого ирокеза, третьи, как Марк, отпускали челки, чтобы можно было постоянно мотать головой в сторону, скидывая волосы с глаз. Тошка же был обладателем вечно лохматой головы, волосы его были жесткими и торчали в разные стороны, словно насаженное на вилы сено.

Он не ходил в крутые парикмахерские, не делал укладку, его подстригала мама прямо в прихожей. Честно говоря, ему нравилась такая стрижка: не слишком длинные волосы не лезли в глаза и не мешали при занятиях спортом. Такая вещь, как уход за волосами, в четырнадцать лет казалась парню лишней заморочкой; все ограничивалось редким мытьем головы с мылом и редким расчесыванием маминым гребнем.

Тошке не хотелось идти на эту встречу, он не был готов, не знал, о чем говорить, не знал, как себя вести, не придумал шуток и не подготовил никаких подарков – он был пуст. Все было неправильно, особенно то, что Луна заговорила с ним первая. Это было самым плохим знаком, означающим, что он неуверенный в себе трус. Но она же хотела поговорить о Саше. Почему он вообще решил, что дело в нем? Вот он идиот! Это же просто разговор о других людях, об общих друзьях, а не о его несчастной любви. С этими мыслями Тошка наконец добрел до старых каруселей, много лет отключенных от главного электрического щита и стоявших здесь, скорее, в роли декораций.

Луна сидела в пластиковых санях, запряженных оленем с обломанным рогом. Сам олень был без ног. Его спина тянулась до самых рельсов, где опиралась на них специальными колесами. Когда-то олень был коричневым, но со временем стал зеленым, как и лес вокруг. Этот аттракцион перестал работать еще до рождения Тошки, но разбирать его дирекция парка почему-то не спешила.

Мальчик сглотнул и, сжав потные ладошки в кулаки, медленно приблизился к саням.

«Спокойствие. Веди себя так, словно тебе на всех плевать, – вспоминал он советы Марка. – Говори уверенно, даже если понятия не имеешь, что несешь».

– Здоро́во! – каким-то не своим голосом произнес Тошка, подойдя к саням. «Блин, ну какое „здоро́во“! Надо было сказать „привет“».

– Виделись же, – ответила удивленно Луна.

– Я решил, что будет не лишним поздороваться еще раз.

Тошка облокотился на единственный олений рог, и тот, издав сухой треск, отвалился, лишив пластикового зверя последнего достоинства.

– Черт! Зуб меня порешает, – испуганно выругался Тошка, уставившись на результат своих действий.

Луна захихикала, глядя на взволнованного мальчишку, пытающегося достать рог из травы.

– Да забей ты на этого оленя! Иди сюда, нужно срочно поговорить.

Наигранную уверенность как ветром сдуло. Тошка робко перелез через порог саней и плюхнулся напротив Луны. Она переоделась в свои обычные синие джинсы и футболку с изображением забавных панд. Вечернее солнышко пробивалось сквозь листву и падало на девичье лицо полосками, делая его еще прекрасней.