Подразделения Уильяма шли ближе к середине первой линии продвигающихся войск, змеились за ним стройными рядами, и он мысленно поблагодарил генерала Хау. Вообще-то, как младшему штабному офицеру, Уильяму полагалось исполнять обязанности ординарца и сновать туда-сюда между отрядами, разнося приказы из ставки Хау и передавая донесения других двух генералов, сэра Генри Клинтона и лорда Корнуоллиса.

Но Уильям прибыл слишком поздно и не был знаком ни с офицерами, ни с нынешней дислокацией армии, к тому же понятия не имел, кто есть кто, не говоря о том, где кто сейчас находится. Как посыльный он был бы совершенно бесполезен. Однако генерал Хау каким-то образом нашел время в суматохе грядущего наступления и не только любезно поприветствовал Уильяма, но и предложил выбор: сопровождать капитана Грисуолда и выполнять его поручения или принять командование несколькими ротами, потерявшими своего лейтенанта, который свалился с лихорадкой.

Уильям ухватился за эту возможность и теперь гордо ехал верхом, ведя своих людей на войну, а его эспонтон покоился в петле. Уильям поерзал в седле, с наслаждением ощущая на плечах новый красный шерстяной мундир. Аккуратно заплетенная косица упруго касалась шеи, жесткий кожаный воротник приятно подпирал горло, а офицерский горжет – маленькое серебряное напоминание о римских доспехах – радовал своей легкостью. Уильям не надевал военную форму почти два месяца, ее возвращение казалось ему апофеозом блаженства, и даже дождь не мог этому помешать.

Рядом с Уильямом и его людьми рысила рота легкой кавалерии. Внезапно их командир что-то крикнул, и Уильям увидел, как всадники поскакали вперед и свернули к роще вдали. Неужели они что-то заметили?

Но нет. Из зарослей поднялось огромное облако черных дроздов, которые так громко щебетали, что многие лошади испуганно отпрянули. Кавалеристы прочесали местность, они пробирались между деревьями, обнажив палаши и кромсая ветви, но только для вида. Если в рощице кто-то и прятался, то успел скрыться, и всадники повернули назад, к наступающей армии, пересвистываясь и улюлюкая на скаку.

Уильям опустился обратно в седло, отпустив древко эспонтона.

Никаких американцев поблизости, да и откуда им взяться? Занимаясь сбором данных, Уильям видел и слышал вполне достаточно, чтобы прийти к выводу: только солдаты Континентальной армии будут, скорее всего, сражаться организованно. Он видел, как ополченцев обучают на деревенских площадях, делил трапезу с этими людьми. Они не знали военного дела, выглядели смешными потому, что не могли просто пройти строем, не говоря уже о том, чтобы шагать в ногу, но почти все были опытными охотниками. Уильям столько раз видел, как многие из них сбивают на лету диких гусей и индюшек, что не разделял обычное среди британских солдат презрение к мятежникам.

Нет, если бы американцы находились поблизости, скорее всего, первым признаком стали бы убитые солдаты. Уильям подозвал Перкинса и велел передать капралам, чтобы те держали своих людей начеку, с оружием заряженным и готовым к бою. Он заметил, как передернул плечами один из капралов, явно сочтя приказ издевательством, но распоряжение выполнил, отчего на душе Уильяма стало поспокойнее.

Он мысленно вернулся к недавней поездке и задался вопросом, когда и где можно встретиться с капитаном Ричардсоном и передать ему результаты своей разведывательной работы.

В дороге Уильям в основном держал свои наблюдения в памяти и лишь самое важное записывал шифром в маленьком томике Нового Завета, который ему подарила бабушка. Книжица все еще лежала в кармане гражданского сюртука, оставшегося на Статен-Айленде.