— Это безумие! Они и с технологиями, которые видно, разобраться не могут, что уж говорить о невидимых.

Но выбора у него не было, если он не хотел остаться парализованным. В целом операция прошла успешно, но правая нога все равно болела, и папе приходилось ходить с тростью и принимать болеутоляющее.

Некоторое время после операции с нами жила бабушка — папе требовался постоянный отдых. Он старался вести себя с ней дружелюбно, но наедине со мной или мамой ворчал, что пора бы ей возвращаться на Луну — писать свои глупые книжки. Папа раздражался по малейшему поводу. А еще отпустил бороду.

— Нам нужно купить Эхо, — сказала мама. — Не только для обучения Одри, но и для всех нас. Ты слишком много занимаешься домом, и у тебя постоянные боли. Это неправильно. Сейчас Эхо почти у всех. Я знаю, ты пишешь статьи против них, но то же самое ты пишешь и про иммерсионные капсулы, а они у нас есть. И мы не можем и дальше полагаться на идиотского робота, которого выпустили еще в 2050-м!

Идиотским роботом 2050-го года выпуска был Тревис (Tailored Robotic Artificial Vision-enabled Intelligent Servant). Ростом он был с человека, но на этом сходство заканчивалось. Он был сделан из разных видов пластика и металлов и работал от литиевой ионной батареи, которую нужно было заряжать каждую ночь. Мы использовали его слишком часто, и теперь, когда его включали, он каждый раз двигался не в том направлении и безостановочно повторял названия овощей.

— Мама, — позвала я, пытаясь ее успокоить.

— Мне скоро выходить на работу, и я беспокоюсь, что у меня будет недостаточно времени на дом. Нам нужна лишняя пара рук. А стоят они сейчас не так дорого. Чуть меньше тысячи союзных долларов. Дешевле, чем наша новая машина.

Какое-то время папа молча сидел на краю кровати и морщился. Где-то на заднем плане Тревис твердил: «капуста, капуста, капуста».

Папа коснулся пальцем губ, поскреб бороду. А потом посмотрел на меня. Когда он начинал сердиться, то на меня всегда старался смотреть особенно по-доброму:

— Одри, а ты что думаешь? У нас же дома демократия. Так что у тебя решающий голос. Если ты скажешь, что нам надо купить Эхо, мы это сделаем.

— Я думаю… — медленно начала я и, к своему собственному удивлению, добавила: — Думаю, Эхо нам нужна.

Он кивнул и натянуто улыбнулся.

— Но только производства «Семпуры». Я не собираюсь подпитывать манию величия моего брата.

Мама тоже улыбнулась.

— Хорошо, купим у «Семпуры», не переживай.

И какая-то крошечная часть меня пошла ко дну, как машина в океане.

Мне стало трудно дышать. Раньше я никогда не осознавала связи между любовью и воздухом. Когда люди, которых ты любишь, уходят, они забирают воздух с собой, по крайней мере, его часть. Именно так это ощущается.

У меня осталась только одна мысль. Мысль о том, что лучше бы я умерла. Лучше бы я тоже умерла, потому что мертвые не чувствуют боли. Или вины. А вина была на мне. Это я согласилась на Эхо. У меня был решающий голос, и я сказала — да.

Я слышала, как дядя Алекс снаружи что-то говорил тому парню — Эхо. Его голос звучал тихо, но резко:

— Даже не обращайся к ней, Дэниел. Ты меня понял? И не вздумай еще что-нибудь натворить. Тебе ясно?

Эхо не ответил.

Дядя Алекс вернулся в комнату. Он с любовью провел рукой по волосам Яго:

— Здорово, что дома с Яго теперь будет кто-то близкий ему по возрасту. Он не ходит в школу. Его учит Эхо — Мадара. А я почти все время работаю. Даже дома занят делами. И Яго будет полезно с кем-то общаться — с кем-то настоящим.