Вина Домашнева состояла только в том, что он был креатурой Орловых. «Если б под другим только именем рассказать ей произведенные ею со мной приключения, она бы сама от того ужаснулась», — заключал бывший директор о Дашковой.

В то самое время, когда княгиня сожгла «фривольные» гравюры, она на академические деньги и для академической лавки купила тысячу экземпляров «Душеньки» старого друга Богдановича — поэмы, далеко не во всем пристойной.

Конфликты в академическом окружении оказались не менее часты и не менее остры, чем при дворе. Самый громкий был связан с именем адъюнкта В.Ф. Зуева, ученика П.С. Палласа. Молодой ученый с опозданием представил журналы своей экспедиции. Княгиня, зная, что Зуев занимается дополнительной работой вне стен ее учреждения, сочла задержку результатом побочных заработков и объявила об увольнении сотрудника «для примеру другим». Ее резолюция гласила: «Невозможно предположить, чтобы подчиненные… могли располагать своим временем… и поступать на службу в другие департаменты».

В декабре 1783 года по другому поводу княгиня писала брату Александру: «Только не допуская подобного обращения, могу я держать моих подданных в подчинении». Важное слово. Позднее, в беседах с Мартой, Дашкова точно так же назовет своих крепостных. Служащие, по мысли княгини, не имели права совмещать занятия в академии с другими должностями. Корни подобного убеждения — в осознании себя маленьким монархом. Имея интересы, работу и связи на стороне, сотрудники разрушали иллюзию замкнутого мирка, где глава учреждения — царь и бог. Зуев, например, имел наглость заявить, что служит «в моем отечестве больше из чести, чем из денег».

Знакомая история. Между тем адъюнкт не делал ничего не дозволенного, его официально привлекли к преподаванию «естественной истории» в Комиссии народных училищ, где готовили будущих педагогов для школ. В 1783 году Зуеву положили жалованье размером 400 рублей, до этого адъюнкт откровенно бедствовал.

Он происходил из крестьян Тверской губернии, окончил гимназию при Академии наук, стажировался в Лейденском и Страсбургском университетах, где защитил диссертацию. По инициативе Домашнева и отчасти на его средства молодой ученый был отправлен в очередную экспедицию — на юг России. Конференция академии не поддержала эту идею, и на половине дороги Зуев остался без денег. Тем не менее он выкрутился, занимал, где мог, привез в Петербург большую коллекцию семян, 89 сосудов с рыбами Днепра, Черного и Мраморного морей, карты городов, гербарии, коллекции кораллов, описания степных курганов и зарисовки каменных баб. Эту экспедицию Дашкова назвала «нелепой».

По возвращении конференция затребовала от ученого счета и пришла к выводу, что он перерасходовал 159 рублей, которые решено было взыскать из его жалованья. Последнее и так выплачивали только в половинном размере, удерживая за обучение в Германии. Между тем на поездку по югу страны пошло 1640 рублей, а сама академия вручила Зуеву только 300. Естествоиспытатель оказался в долгах как в шелках и до 1783 года, пока не был принят в Главное народное училище, не знал, чем их отдавать.

Заступничество Палласа еще больше возбудило Дашкову против Зуева. Директор подозревала академика в создании дублетных минералогических коллекций и продаже части экземпляров за границу. Этот «безнравственный, беспринципный и корыстный человек» был особенно неприятен тем, что мог дать императрице дополнительные сведения о жизни академии.

Географ обратился к императрице, которая и распорядилась восстановить Зуева на службе.