|
За «забвение самих себя» благородное сословие упрекали не только иностранные критики, но и отечественные патриотические писатели. Главными обвинениями были язык и воспитание, безоговорочно перенятые у французов. Но вот о чем обычно забывается: отличие образования два века назад от современного состояло в том, что иностранные языки не являлись одним из предметов — равным другим, например, истории, математике, географии и т. д. Они представляли собой как бы первую, базовую, ступень образования в целом. Не освоив их, невозможно было двигаться дальше. Отечественных преподавателей не хватало, а приглашенные иностранцы знакомили учеников с предметом на немецком, итальянском или французском языках. Большинство учебников, трудов по специальности, научной и беллетристической литературы было написано не по-русски.
Волей-неволей приходилось изучать четыре-пять иностранных языков. Но у этого процесса была и оборотная сторона. К 80-м годам XVIII века русский дворянин думал и говорил на французском легче и охотнее, чем на родном. «Мой отец, как и почти все образованные люди его времени, говорил более по-французски, — вспоминал князь П.А. Вяземский. — Жуковский… всегда удивлялся скорости, ловкости и меткости, с которыми в разговоре отец мой переводил на русскую речь мысли и обороты, которые, видимо, слагались в голове его на французском языке». Большинству дворян подчас было трудно выразить чувства и мысли, так гладко звучавшие на языке Мольера, языком протопопа Аввакума. Да и сами эти размышления были совсем иного свойства, чем принятые в старой словесности. Екатерина II понимала создавшуюся угрозу потери лингвистической идентичности. Именно об этом свидетельствовало создание Российской академии для печатания «Словаря», который помог бы ввести в речевой оборот максимально большее число русских слов и научить правильно пользоваться ими: «Никогда не были столь нужны для других народов обогащение и чистота языка, сколь стали они необходимы для нас, несмотря на настоящее богатство, красоту и силу языка российского». Идея работала на будущее, недаром вклад «Словаря» оценили H. M. Карамзин, А.С. Пушкин, В.Г. Белинский, а не современники. Екатерина II исходила именно из необходимости повседневного пользования «Словарем», когда требовала от Дашковой ввести алфавитный принцип вместо этимологического. Но княгиня задумала подлинно научный труд: «Придворная партия находила, что словарь, расположенный в словопроизводном порядке, был очень неудобен, и сама императрица не раз спрашивала, почему мы не составляем его в алфавитном порядке. Я сказала ей, что второе издание… будет в алфавитном порядке, но что первый словарь… должен отыскивать и объяснять корни и происхождение слов. Не знаю, почему императрица, способная обнять самые высокие мысли, не понимала меня. Мне это было очень досадно». А между тем речь шла именно об удобстве. О том, чтобы труд не лег мертвым грузом на полки. О простоте и доступности. Поэтому Екатерина II отказывалась «обнимать высокие мысли» подруги. Ее поддерживали и многие академики, например И.Н. Болтин, считавший, что «чин азбучный гораздо удобнее для приискания слов». Не нравилась императрице и излишняя назидательность, она не любила нравоучений. За 11 лет Дашкова и ее сотрудники издали шесть томов. Для той эпохи это было грандиозным событием. Впрочем, есть одно обстоятельство, которое подтолкнуло работу и в заметной степени ускорило ее. У «Словаря» имелся предшественник, почти целиком вошедший в текст дашковского детища. В1773 году в Москве вышел «Церковный словарь, или Истолкование речений древних, також иноязычных, без перевода положенных, в Священном Писании и других церковных книгах». Это был главный лингвистический труд Вольного Российского собрания, его автор П.А. Алексеев — протоиерей Архангельского собора в Кремле, преподаватель богословия Московского университета, один из наиболее просвещенных московских интеллектуалов того времени. |
