– Все у тебя будет, – успокаивает Надю мама. – Просто ты молодая еще.

– Ну ничего себе, молодая – двадцать три уже! – возмущается Надя.

А мама говорит ей, что женщины делятся на “свистушек” и “настоящих”. “Свистушки” выскакивают замуж сразу после школы, немедленно обзаводятся кучей детей и годам к тридцати выходят в тираж, стареют и меркнут. А “настоящие”, говорит мама, в тридцать лет только расцветают, наливаются соком, мудреют. “Молодость для них – как для брильянта огранка, – уверяет мама. – Свистушки, пока молоды, водку пьют. А настоящие – ума набираются. И к тридцати – засияют. Как алмаз “Орлов” – засияют!"

Надя вздыхала, слушая мамины утешения. Никто не спорит, хорошо мечтать, что скоро ты превратишься в бриллиант. Но только так скучно весь выходной сидеть в своей комнате! И лишь читать про то, что где-то есть и любовь, и секс, и разочарования, и жизнь, и праздник… А выходной уже катится к вечеру, и вот соседка Юлька с довольной мордочкой выпорхнула из подъезда. Одета в неизменную кожаную юбочку, грузится в чей-то потертый, но – джип. Уносится на поиски приключений. А у нее, Нади, приключения только в книгах. И в них же – страсть, ненависть, ревность. А настоящей жизни будто и нет. Стоит она, как Гаврош, у манящих витрин, а зайти внутрь не может.

"Кожаную юбку себе, что ли, купить? – думает Надя, уже засыпая. – Ноги-то у меня длинные…"

"Ведь отписываться придется, – вяло думал Дима. – А о чем писать – фиг его знает. Ну ладно, прорвусь. Чего-нибудь да придумаю. Путеводитель куплю, в самолете почитаю…"

О, Амстердам, лихорадочный, бешеный, беспредельный, отвязный город! Что можно о нем рассказать? Написать о неулыбчивых барменах из кафе-шопов? О добропорядочных бюргерах, стыдливо хихикающих над непристойными сувенирами? Сувенирные магазинчики Амстердама полны всяких развратных штучек. Себе Дима приобрел “сладкую парочку”: два пластмассовых зайца, один позади другого. Поворачиваешь ключик – звери начинают.., э-э.., м-мм… Когда Дима в лавчонке самолично завел развратных зайцев и те принялись совершать возвратно-поступательные движения, он ржал на всю Голландию. Зайцы работали до уморы сосредоточенно. А рожица одного из зверей – того, что внизу, – удивительно напоминала постную физиономию главного редактора. Дима немедленно приобрел сувенир. Он поставит его на свой стол и будет заводить после летучек-планерок.

"Хорош я, хорош, – со смешливым уничижением думал Полуянов, потягивая терпкое свежее пиво. – Неделя в Амстердаме, а материала – с заячий э-э.., ну, скажем, хвостик. Никаких тебе культур-мультур – одна порнуха”.

Пиво шло замечательно, осенний день золотился прохладным солнцем, и Дима на самом деле особо не переживал. Он знал цену строгому с виду заданию “написать культурно-исторический очерк об Амстердаме”. Слава богу, не первокурсник журфака, понимает, что к чему. Впрочем, первокурсника в Голландию и не послали бы. Такие поездки достаются людям опытным, уважаемым. Это что-то вроде премии. Или аванса.

Рекламный отдел родимой газеты, “Молодежных вестей”, вовсю осваивал бартер. В том числе – туристский. Фирма “Амстердам-сервис” оплатила газете одну путевку. Взамен фирмачам пообещали “очерк на полполосы, а в конце – модульную рекламу турфирмы”. В редакции немедленно началась тихая война за халявную поездку.