|
Гутиерес не ответил; вместо него телеграмму отправил полковник Энрике Гонсалес: "Командировка сроком на семь дней санкционирована сеньором Гутиересом; просьба представить отчет в десятидневный срок". Риктер вспомнил людей, которые пришли к нему от Мюллера: "Они правы, со мной разговаривают, как с послушным исполнителем; сейчас самое время застолбиться, потом может быть поздно, привыкнут к моей покорности". Всю ночь он составлял ответную телеграмму, пошел в библиотеку, взял в абонементе Плутарха, ничего подходящего не нашел; заставил себя вспомнить латынь, в университете это был обязательный предмет; кроме "сик транзит глория мунде" на ум ничего не шло; под утро, в отчаянье уже, написал в Буэнос-Айрес: "Наука не умеет подчиняться времени, ее задача подчинить время себе; о десяти днях для отчета не может быть речи". Отправив телеграмму, пошел в лабораторию, но понял, что работать не сможет, текст и формулы плыли. "Какого черта я послушался этих мюллеровских изуверов?! Проклятье прошлого! Я сломан и растерт подошвой об асфальт! Жив - чего еще надо?! А если Гутиерес ответит, что я волен заняться проблемой подчинения времени в Германии?! Рабство страха - самое страшное рабство, но еще ужаснее высокомерная утеря памяти, легкомысленное забвение недавнего прошлого! Кто ты такой? - спросил он себя. - Мышь, палач, мусор. Что ты можешь? Да ничего, кроме как разве по-немецки четко организовать здесь некое подобие индустрии атома, базируясь на тех огрызках знаний, которые тебе чудом попали в руки". Он решил было немедленно заказать разговор с федеральной столицей, но сразу же вспомнил, что по соображениям безопасности - п р о е к т был глубоко засекречен - разговоры были н е р е к о м е н д о в а н ы. К ограничительным намекам такого рода был приучен в рейхе; пошел на почту, решив отправить новую телеграмму; мол, прошу дать мне на составление отчета хотя бы две недели, намерен сделать его развернутым и тщательно аргументированным, поспешность в таких вопросах чрезвычайно нежелательна. Повертевшись вокруг окошка, где принимали розовые бланки (срочные), понял все же, что это будет выглядеть до неприличного жалко. На вероятный о к р и к Гутиереса лучше всего ответить болезнью, сердечным кризом, - большие начальники любят сострадать, моральное меценатство. Днем в институт принесли "молнию", открыл трясущимися пальцами: "Дорогой доктор, мы очень спешим с нашим делом, только поэтому так резко ограничиваем во времени - и самих себя, и наших друзей. Не сердитесь. Сердечно ваш Гутиерес". Риктер почувствовал, как перехватило горло от волнения; лица посланцев Мюллера, которых ночью костил мерзавцами и костоломами, сейчас вспомнил с нежностью: все-таки немец никогда не подведет немца, нет ничего выше единства крови, почвы и языка. |
