— Фантастика, — пробормотала она. — Нет, это явно не мой день.

Внезапно она почувствовала, как защемило сердце. Палящий жар мгновенно охватил все тело; горло сдавило так, что ей стало трудно дышать. Станция стала вращаться перед глазами. Замелькали точки света, но они быстро становились и больше, и ярче, пока все, что она видела, не превратилось в яркий белый свет. И тогда это случилось.

Яркий свет сменился черно-белыми зернистыми изображениями, как будто короткими отрывками из старого фильма. Но то, что она видела, отнюдь не было классикой.

— О господи, нет! — Ее голос дрожал от слез. — Пожалуйста, только не снова.

Изображения плясали всего несколько секунд, но и их хватило, чтобы ее поглотил невыразимый ужас.

Из носа потекла кровь. Что-то словно кувыркнулось в желудке, и она подавилась желчью, которая хлынула ей в рот. Ей отчаянно требовалось добраться до дамской комнаты.

«Пожалуйста, помогите мне, кто-нибудь!» — шевельнулись ее губы, но из них не вырвалось ни звука. Ноги подкосились, и она упала на колени, словно в желудке что-то взорвалось. И прямо здесь, в середине главного зала вокзала Юнион стейшн Лос-Анджелеса, она потеряла над собой контроль, и ее вырвало.

31

Хантер жил один. Он никогда не был женат и в отношения с женщинами, которые у него, случалось, возникали, старался не углубляться. Женщины, с которыми он встречался, сначала, казалось, глубоко понимали, какие требования к нему предъявляет работа, и какой отдачи требует. Но скоро им хотелось большего. Значительно большего, чем он был готов дать. И хотя порой он чувствовал одиночество, долговременные отношения не вписывались в стиль его жизни. Сексуальная жизнь Хантера состояла исключительно из встреч на одну ночь или кратких отношений, когда он не чувствовал себя связанным. И его это вполне устраивало.

Ему нравилось проводить время в одиночестве. Он чувствовал себя удобно в своей скупо обставленной квартирке с одной спальней. Хорошая книга и двойная порция скотча из его вдумчиво подобранной коллекции всегда расслабляли его. Но не сегодня вечером. Это был всего лишь второй вечер после того, как они нашли тело отца Фабиана, и напряжение быстро дало о себе знать. Он чувствовал необходимость выйти, пройтись, увидеть, как другие люди разговаривают, смеются и вообще ведут нормальную жизнь. Мир мертвых имел обыкновение долго не давать ему покоя.

Ночная жизнь Лос-Анджелеса была самой живой и яркой в мире. От роскошных изысканных клубов, которые посещали знаменитости высшего класса, до дешевых подвальных кабачков. По всему городу были раскиданы бары, посвященные какой-то теме, и ресторанчики. Ты мог выпить даже во внутреннем дворе больницы, где коктейли сбивали официантки в туго обтягивающих черных формах медсестер, или зайти в один из традиционных ирландских баров, где бармен оставлял «Гиннесс», чтобы осела пена, а потом украшал ее трилистником.

Хантер не искал что-то слишком шумное или громкое, так что заведение с живой музыкой и пританцовывающим диджеем его не устраивало. Кроме того, он решил остаться в даунтауне вместо того, чтобы ехать в один из многочисленных баров на пляже. Он расположился в «Золотом суслике» на Западной Восьмой улице. Его спокойная расслабленная атмосфера была именно такой, какой и хотел Хантер.

Он оказался там примерно в девять вечера. В заведении было много народа, но оно не было переполнено. Салон был выдержан в стиле Старого Запада. Он сел в конце стойки и заказал себе порцию односолодового виски. Бармен, высокий коротко стриженый пуэрториканец с аккуратной козлиной бородкой, бросил в бокал два кубика льда, и Хантер смотрел, как они таяли.