Среди солдат элантрийской гвардии не оказалось ни единого лучника. Их вооружение состояло из длинных негнущихся копий, слишком тяжелых для метания. Солдаты стояли на постах гордо, явно считая себя выше городского ополчения, и щеголяли желто-коричневой формой, которая даже не предусматривала доспехов. Хратен слышал, что гвардия несет скорее символические обязанности и ее присутствие на стенах не является необходимостью. Обитавшие в Элантрисе чудовища редко совершали попытки бежать, а сам город был слишком велик, чтобы гвардия могла патрулировать его повсеместно. Они не являлись настоящими военными: их присутствие требовалось в основном для спокойствия населения, чтобы жители Каи могли с легким сердцем спать по ночам, зная, что Элантрис находится под охраной. Верховный жрец подозревал, что в случае войны гвардия с трудом сможет защитить себя, куда уж там биться за Каи.

Арелон, как оброненный драгоценный камень, только и ждал, чтобы его подобрали. Хратен слышал рассказы о днях безвластия после падения Элантриса и о вынесенных из города несметных сокровищах. Теперь ценности оказались сосредоточенными в Каи, где знать жила практически без охраны. Также жрец слыхал, что, несмотря на мародерство, большая часть богатства Элантриса — огромные картины, которые оказалось нелегко снять со стен, да и небольшие вещицы, не тронутые до того момента, как Йадон начал изоляцию города, — все еще оставалась запертой за грозными элантрийскими стенами.

Только предрассудки спасали Каи от набегов грабителей. Воровские шайки поменьше отпугивала слава Элантриса. Банды покрупнее либо подчинялись Фьердену (и нападали только по приказу), либо кормились из рук кайской знати и обходили город стороной. Но вынужденное спокойствие не могло продолжаться вечно.

Одной из основных причин, почему Хратен считал чрезвычайные акции по захвату Арелонского королевства приемлемыми и даже необходимыми, была беззащитность страны. Арелон напоминал яйцо, раскачивающееся на горном пике, готовое с первым же ветерком полететь в пропасть. Если Фьерден не завоюет его в ближайшем будущем, королевство падет под весом многих своих проблем. Помимо абсурдного правления, страна страдала от непосильных налогов, религиозной неразберихи и убывающих ресурсов. Любая из этих причин могла нанести решающий удар.

Размышления верховного жреца прервало натужное дыхание позади. Дилаф, скрипя зубами, сверлил гневным взглядом улицы Элантриса. Его лицо искривила гримаса, как будто его пнули в живот. Хратен готов был допустить, что изо рта у артета вот-вот пойдет пена.

— Ненавижу их, — выдавил Дилаф.

Хратен перешел на его сторону стены и встал рядом со жрецом. Так как стена не предназначалась для обороны, на ней не было бойниц, но с обеих сторон тянулись для безопасности парапеты. Джьерн облокотился на перила и оглядел Элантрис.

Картина не оправдала ожиданий; ему случалось посещать трущобы, которые выглядели привлекательнее. Здания настолько прогнили, что казалось чудом, что на них еще держатся крыши, а запах снизу поднимался просто омерзительный. Хратен начинал сомневаться, что в городе остались живые люди, но тут заметил крадущиеся вдоль стены дома тени. Они двигались перебежками, пригнувшись и вытянув перед собой руки, как будто готовы были упасть. Один задержался, поднял голову, и Хратен впервые увидел элантрийца.

Он был лысым, и сначала жрецу показалось, что еще и темнокожим, как представитель знатной касты Джиндо. Но кожу элантрийца покрывали неровные светло-серые пятна, как растущий на камне мох. Хратен прищурился и наклонился над парапетом. Он не мог разглядеть глаза проклятого, но чутьем знал, что они горят диким звериным блеском, бегая по сторонам, как у встревоженного животного.

Создание побежало догонять своих товарищей — свою стаю.