Шай повернулась, когда Гаотона вошел в коридор. Пока другие охотились за ней, он прежде всего пошел к императору, чтобы убедиться в его безопасности.
Осторожно шагнув в его сторону, она подумала, что, наверное, это ее самый худший запасной план.
— Она сработала, — тихо произнесла Шай.
— Ты использовала печать? — Гаотона схватил ее за руку, бросив взгляд на стражников, и отвел подальше от чужих ушей. — Из всех необдуманных, безумных, дурацких…
— Она работает, Гаотона, — повторила Шай.
— Зачем ты пошла к нему? Почему не сбежала, когда могла?
— Я должна была проверить. Должна была.
Он посмотрел ей в глаза. Как всегда, заглянув прямо в душу. «О, Ночи, из него вышел бы замечательный Воссоздатель».
— Клеймящий взял твой след, — сказал Гаотона. — Он призвал… этих, чтобы поймать тебя.
— Знаю.
Гаотона сомневался всего мгновение и вынул деревянную шкатулку, спрятанную в одном из его глубоких карманов. Сердце Шай дрогнуло.
Он протянул ей коробочку, но когда она взяла ее в руки, не отпустил.
— Ты знала, что я приду сюда, — произнес Гаотона. — Знала, что я возьму с собой шкатулку и отдам ее тебе. Меня обвели вокруг пальца, как последнего дурака.
Шай промолчала.
— Как ты это сделала? — спросил он. — Я внимательно наблюдал за тобой. Я был уверен, что мной не манипулируют. И все же прибежал сюда, зная, кто меня здесь поджидает. И что тебе понадобится вот это. До настоящего момента я не осознавал, что все это спланировано.
— Я действительно манипулировала тобой, Гаотона, — призналась она. — Но мне пришлось делать это самым сложным способом.
— Каким?
— Быть искренней, — ответила она.
— Нельзя управлять людьми с помощью искренности.
— Неужели? — спросила Шай. — Разве не так ты сделал карьеру? Был честным, показывал людям, чего от тебя ожидать, рассчитывая на такую же честность взамен?
— Это не то же самое.
— Действительно. Но это лучшее, что я могла сделать. Все сказанное мною — правда. Об уничтожении картины, о секретах моей жизни и мечтах. Искренность была единственным способом заручиться твоей поддержкой.
— Я тебя не поддерживаю. — Он помолчал. — Но и смерти твоей я тоже не хочу, девочка. Тем более от тех зверушек. Возьми это. О, Дни! Бери их и беги, пока я не передумал!
— Спасибо, — прошептала она, прижав шкатулку к груди и порывшись в кармане юбки, вытащила небольшую толстую книжку.
— Храни в надежном месте. Никому не показывай.
Он нерешительно взял ее.
— Что это?
— Правда, — ответила она, затем потянулась и поцеловала его в щеку. — Если я выберусь отсюда, то изменю свой знак сущности. Тот, что никогда не собиралась использовать… Я добавлю в свои воспоминания доброго дедушку, который спас мне жизнь. Мудрого и заботливого человека, которого я очень уважала.
— Беги, глупая девчонка, — вымолвил Гаотона. У него на глазах наворачивались слезы. Если бы Шай не находилась на грани паники, она бы этим очень гордилась. И стыдилась бы своей гордости. Такой уж она была.
— Ашраван жив, — сказала Шай. — Когда будешь думать обо мне, помни об этом. У меня получилось. О, Ночи, у меня получилось!
Она умчалась прочь по коридору, оставляя его позади.
Гаотона слушал удаляющиеся шаги девушки, но не обернулся ей вслед. |