Больше в течение полутора лет они с Горбачевым не встречались и не разговаривали.

«И все-таки, – продолжает Ельцин, – я чувствовал, лед тронулся. Мое заточение подходит к концу. Начинается какое-то новое время, совершенно неизведанное, непривычное».

Выступление в Высшей комсомольской школе

Одним из признаков, что «заточение» Ельцина кончается, по-видимому, как раз и была та самая его встреча со слушателями Высшей комсомольской школа, о которой упомянул Горбачев. Она состоялась 12 ноября. В ту пору на все, что касалось Ельцина, – упоминание его имени в центральной печати, какие-либо публичные встречи с ним, – было наложено «табу». И вот вдруг – такое событие.

Нельзя сказать, что организаторам встречи удалось легко ее провести. Первая реакция ректора ВКШ, когда к нему пришел секретарь комсомола этого учебного заведения с предложением пригласить Ельцина, была предсказуема – «Ты что, Ельцина приглашать?» Однако комсомольцы настаивали. Комсомольцев поддержал партком. Не допустить встречу пытался первый секретарь ЦК ВЛКСМ Мироненко – вот ведь какие силы были подключены. Верховное начальство понимало, что стоит перед Ельциным приоткрыть дверную щёлочку, и его уже не остановишь. Но встречу предотвратить не удалось. Она состоялась, как уже было сказано, 12 ноября и длилась около пяти часов. Все пять часов Ельцин простоял на трибуне. Разговор получился острый. Конечно, все пять часов (это слова Ельцина) «были записаны кем надо». Соответственно, «те, кто надо» и Горбачеву обо всем доложили.

Среди прочего, Ельцин ответил на вопрос, какие ошибки он допустил на посту первого секретаря МГК.

– Я недооценил влияние организованной мафии в Москве на все сферы, – сказал Ельцин. – Тут меня не хватило. Как только мы взялись за торговлю, общепит, милицию, – все и пошло. Это, пожалуй, главная ошибка. Тогда только со стороны торговли две тысячи человек были арестованы. В милиции главное управление сменили. В общепите сменили. Руководство городского КГБ сменили. На должность председателя исполкома Моссовета мне предложили четыре кандидатуры. Но я чувствовал – все они «свои». Поэтому пошел на рискованный шаг – поставить на эту должность генерального директора ЗИЛа, который с этой системой не связан. И он, действительно, честно боролся с этим всем… Наверное, сыграли роль и мои личные качества, требовательность. От нее здесь отвыкли. Будучи чистыми функционерами, ряд первых секретарей отвыкли работать по-настоящему. Мою требовательность воспринимали как жестокость. Может, надо было быть несколько погибче? Московское хозяйство оказалось сложным, не обошлось без ошибок, хотя я не согласен с выступлением товарища Горбачева, что я пошел по третьему кругу смены первых секретарей. Такого не было. Да, двадцать три первых секретаря из тридцати трех были заменены. Но если посчитать в процентах, сколько заменено (Горбачевым. – О.М.) первых секретарей обкомов КПСС…, то там процент смены побольше, чем в Москве.

В общем, Ельцин, как следовало из его выступления, не сумел «сломать рога» гришинской мафии. Мафия свалила его. Хотя, если сравнить гришинскую банду с лужковской, которая вскоре придет ей на смену, первая, наверное, представляла собой детский сад по сравнению со второй.

И по отношению к Горбачеву, и по отношению к партии Ельцин еще проявляет полную лояльность.

Вопрос:

– Может, Горбачев нуждается в единомышленниках, а не в оппозиции?

Ответ:

– Я никогда не был по отношению к нему, к партии в оппозиции.