|
Она спросила его, где он был.
– С Луи и Петито.
– Что делали?
– Просто трепались, Долорес.
Она этому не поверила. Оба мужчины были холостяками и соврали бы, чтобы прикрыть Гектора. И, по ее мнению, оба ничего не стоили.
– Вы были в том баре на Сорок восьмой?
– Может, и были.
– Что вы там делали?
– Ну, сначала я снял все наши деньги со счета и купил всем по пятьдесят порций выпивки, Долорес, а потом перетрахал всех официанток, пока они не почувствовали божественное озарение, Долорес, а потом...
С этого у них с Гектором все и пошло. Гектор то изображал оскорбленную невинность, то наслаждался ревностью жены. Дразнил ее. Маленький Гектор проснулся и заплакал. Он уже был довольно большим, мог вылезать из кровати и бегать по квартире в своей голубой хлопчатой пижамке, но сейчас крики его напугали.
– Иди обратно в постель, – велел ему Гектор.
– Не кричи на него!
– Я хочу сока! – попросил ребенок.
– Давай ляжем в постельку.
– Я хочу сока‑а‑а!
– Иди в постель! – заорал Гектор.
Мальчик уполз к себе, хлюпая носом. Долорес закрыла дверь в его комнату.
– Может, и да, – заявил Гектор, когда она снова его обвинила. – Может, мне нужно что‑то, чего здесь мне не дают.
Долорес не могла понять, что это – насмешка или признание. Она знала, как ему трудно заработать достаточно денег, и знала, что несколько кружек пива в баре обычно помогают ему расслабиться. Он мог только думать о том, как бы трахнуть одну из шлюх, и это объясняло бы, почему он чувствует себя виноватым. А может, он и правда это сделал. Ей было нестерпимо жарко, она была зла. И она знала, что проверить это можно только одним способом.
– Да или нет, ты это сделал?
Гектор сказал, что нет.
– Тогда докажи это. Докажи немедленно!
– Я ничего не обязан доказывать, сучка. Я могу сейчас же уйти и доказать это кому‑то, кто этого хочет.
– Докажи.
Глядя друг на друга с похотливой ненавистью, они разделись. Она его проверяла. Если он быстро возбудится, захочет поскорее в нее войти и дыхание у него станет частым и напряженным, она будет знать, что он ни с кем не трахался. А если эрекция наступит не сразу или он долго не сможет кончить, она все поймет. И дело будет не в пиве. Пиво никогда Гектору не мешало. Она будет знать точно. Она его жена, он трахал ее тысячу раз. Ему ее не обмануть.
И, все так же злясь, они рухнули в кровать, царапая друг друга, пихаясь довольно сильно – а потом она разбила ему нос до крови, она ударила его изо всей силы, и он прижал ее к кровати. «Dimelo mami, dimelo, – сказал он. Дай мне. – Mas, mas, oh fuck me mas...» Им было наплевать на то, какие звуки они издают, они кричали, сквернословили, а когда Долорес поняла, что Гектор не был с другой женщиной, ее злость превратилась в вожделение, потому что она отвоевала его у шлюх из бара с их фокусами (она слышала, что некоторые из них могут брать монету с края стола нижними губами, что они задирают трусы и нагибаются, показывая маленькие тесные дырки своих задниц, задорно щурятся и подмигивают, когда вставляют в себя пивную бутылку). Но он хочет ее, и его член каменно‑твердый в ее пальцах, во рту и в теле, и ей наплевать на то, что он все еще зол на нее, что он трахает ее с жестокой яростью, так что лампа перевернулась, а маленький Гектор кричит у себя в кроватке, а соседи сверху колотят в потолок. Ей вдруг вспомнился отрывок из Библии: «Владыка Господи, Ты начал показывать рабу Твоему величие Твое и крепкую руку Твою...»
Это была не столько страсть к мужу, сколько к тому, какое наслаждение он ей дарил. «Какая разница, что люди думают, малыш Гектор скоро заснет, на хрен соседей сверху, я обо всем забуду. |