...с явным провинциальным акцентом о том... откровенно говоря, я ни черта не понимал, о чем идет речь. Время от времени он начинал говорить загадками и сыпать афоризмами. Я сказал ему, что слышал о его намерении не возвращаться к литературе. Почему?

- Лучше быть молниеотводом, чем сейсмографом, ответил он.

Он рассказал о чем-то, называющемся Кислотным Тестом, и о формах выражения, при которых не будет разобщения между ним и аудиторией. Это будет единое, общее переживание, все чувства будут нараспашку, будут слова, музыка, свет. звуки, соприкосновение м о л н и я.

- Вы имеете в виду нечто вроде того, чем занимается Энди Уорхол? спросил я. ...Пауза.

- Не в обиду будь сказано,- говорит Кизи,- но Нью-Йорк отстал года на два.

Он произнес это очень терпеливо, с особой провинциальной учтивостью, как бы... Не хочу, мол, вас, ребята из Большого Города, оскорбить, но здесь происходят такие вещи, до каких вам и через миллион лет не додуматься, дружище...

Десять минут подошли к концу, и я удалился. Я не добился ничего, кроме первого легкого столкновения с удивительным явлением, необыкновенной провинциальной притягательной силой - обществом Кизи. Мне оставалось лишь убивать время в надежде на то, что Кизи как-нибудь удастся выйти под залог и я смогу поговорить с ним и выяснить подробности жизни Прозаика-Беглеца в Мексике. Такая возможность в тот момент казалась сомнительной, ведь Кизи было предъявлено два марихуанных обвинения, к тому же за ним уже числился один побег из страны.

Поэтому я взял напрокат машину и принялся колесить по Сан-Франциско. Мои самые яркие воспоминания о Сан-Франциско состоят почему-то в том, как я с грохотом мчусь вверх и вниз по холмам в ужасном, взятом напрокат седане, осторожно пересекая трамвайные пути. Как плавно спускаюсь в Норт-Бич легендарный Норт-Бич, древнюю отчизну богемы Западного побережья, где всегда полно важных персон имярек, пляжных повес, юных длинноволосых "стопроцентных американцев" и еврейских парней, которые трахают чернокожих шлюх,- а теперь Норт-Бич умирал. Норт-Бич превратился в сплошную выставку сисек. В знаменитой штабквартире бит-поколения, книжном магазине "Огни большого города", сидел в качестве местной достопримечательности японец Сиг Мурао с сердитым взглядом и бородой, свисающей нитями, как папоротник или утесник на чертеже архитектора. Он сидел за кассовым аппаратом, склонившись над томами Халила Джебрана, а съехавшиеся на свой профессиональный конгресс зубные врачи паслись там, разыскивая битников среди засилья балаганов с сиськами. Все в Норт-Биче было отдано голым грудям, исполнительницам стриптиза, накачивающим грудь инъекциями силоксановой эмульсии. Все главное - то есть те группировки, что создали когда-то здешнюю атмосферу и стиль,- все главное переместилось в Хейт-Эшбери. Довольно скоро туда отправятся и все вожаки преуспевающей богемы, помчатся бампер к бамперу автомобили с глазеющими по сторонам пассажирами, помчатся туристские автобусы: "а это... Прибежище Хиппи... вот и один из них",- отправятся туда и педики, и чернокожие проститутки, и книжные магазины, и модные лавки. Все уже состояло только из ХейтЭшбери и кислотных торчков.

Однако умирал не только Норт-Бич. Всю старомодную жизнь людей с понятием - джаз, кофейни, гражданские права, клич "пригласи негра на обед", Вьетнам,- все это, как я обнаружил, подстерегала внезапная смерть, ее призрак витал даже над студентами в Беркли, на другом берегу залива, в самом сердце "студенческого бунта" и всего прочего. Дошло уже до того, что негры перестали принадлежать к избранному обществу, даже в качестве тотема. В это невозможно было поверить. Н е г р ы, составляющие душу общества Избранных, душу джаза, да и самой лексики: "чувак" и "балдеж", "врубись" и "чувиха", "каюк" и "расчухать", "дал дуба" и "клево",душу борьбы за гражданские права; негры, оканчивающие Рид-колледж, живущие в Мэйзоне в Норт-Биче и трахающие своих чернокожих шлюх, - ах, эти тщательно продуманные ласки и шлепки, вселяющие душу в каждого негра,- всему этому конец.