Мне предстояло как можно больше и за сравнительно короткое время узнать про родителей Юры и брата Гены. Благо, на память никогда не жаловалась и сейчас буквально засыпала друзей вопросами, впитывая информацию в себя, пока не насытилась ею до краев.

— Фух! — откинулась я на спинку дивана. Кроме двух родословных я еще умудрилась и объесться, заглотив друг за другом два куска торта. — Так, — ткнула я в Гену пальцем, — кем я должна быть для твоего братца?

— Ну… я же говорил уже, — отчаянно покраснел тот, а я рассмеялась.

— Забитой сироткой?

— Ну почему сразу забитой?! Просто воспитывалась ты в детдоме. Не думаю, что все, кто оттуда, такие уж забитые.

— Точно не все, — поддакнула я. — А еще у воспитанников детдомов самопроизвольно развивается потребительское отношение к жизни. Взращенные на всем общем и государственном, многие из них считают, что им все и всё должны, — умозаключила я. Возможно я и ошибалась, но именно так я и считала. — Ладно, у меня есть завтра, чтоб слепить образ. Имя могу оставить свое? Или ты меня уже заочно представил какой-нибудь Алевтиной?

— Он знает, что тебя зовут Лена! — возмутился Гена.

— Да ладно…

— Ну в смысле не тебя, а мою виртуальную невесту, — еще сильнее покраснел он. — Ничего оригинальнее я не придумал, прости.

— На этот раз твое скудоумие пошло нам на пользу. Тоже прости, — съязвила я в отместку. Нет, все же, пока еще я немного злилась, и тот факт, что Генка назвал невесту моим именем отчего-то сильно бесил. — Брата как зовут? — спохватилась. О старшем родственнике друга я теперь знала очень многое, кроме самого главного — имени.

— Брата зовут Макар.

— Шутишь?

— Да нет… А что тут особенного? — удивился Гена.

— Да кто ж сейчас так детей называет?

— Не сейчас, допустим, а тридцать шесть лет назад, — сумничал Гена, — и имя это довольно современное.

— Ну да… ну да… — Макар, подумать только! Макар Сергеевич, стало быть. Запомнить бы. Хотя такое имя вряд ли забудешь. — Теперь ты, — переключилась я на расслабленного Юрка. Тот кажется, и вовсе забыл, для чего мы здесь собрались. Смотрел себе комедию по телеку и ржал потихоньку. — Кем я должна быть для твоих предков? Балериной, проводницей, продавщицей пирожков на рынке?..

— Мелко плаваешь, — загадочно отозвался тот.

— И что это значит?

— Придется тебе побыть самой собой. Единственной дочерью родителей из интеллигентной прослойки общества.

Стоило мне только это услышать, как я едва не застонала. Юрка! Как ты мог со мной так поступить?! Подложить такую подлянку! Я и из-под родительского контроля торопилась вырваться, чтоб не быть такой, чтоб наконец-то позволить себе жить по своим правилам, а не использовать кучу столовых приборов за обеденным столом, не застилать колени белоснежными накрахмаленными салфетками, не разговаривать все время, даже во сне, на литературном русском языке и не читать преимущественно классическую литературу, как и слушать такую же музыку.

Дело в том, что во всем этом я выросла, будучи дочерью папы-профессора филологии и преподавателя словесности и мамы-музееведа. С детства меня учили все делать правильно и красиво, одевали в платьица с оборками, тогда когда я хотела гонять по двору в шортах, как все остальные дети.

Чуть ли не каждый день мне влетало за порванные и грязные платья, но мама продолжала гнуть свою линию, а папа ее в этом активно поддерживал.