— Я устал, как собака.
Спать пришлось на голом камне. Сны снились не самые радужные.
Во сне Платон увидел Кормана. Тот уселся на скамейку рядом с четырьмя каменными ограбленными богами и сказал насмешливо:
— А ты дурак, Атлантида. Неужели ты еще не понял. Ведь она сказала тебе: «Эта планета похожа на Старую Землю из космоса». Как она могла видеть из космоса эту планету и, тем более, Старую Землю, если она — простой страж и в космосе никогда не бывала? Но вспомни список личного состава. Кира Коробина — дочь марсианского инженера. Она-то вполне могла видеть Старую Землю в иллюминатор челнока и, возможно даже, могла летать туда. И потом что говорил Дерпфельд? Стражи не покидают остров — только Крто наведывается в Столицу. В этот раз Крто был в Столице без Иммы. И, скорее всего, в другие дни — тоже. Почему? Да потому что ей не нужна биокоррекция…
Профессор Рассольников проснулся. Ну конечно! Кира Коробина. Она же Имма. Не юная леди Эгеиды, которая почему-то обуяло навязчивое желание принадлежать к человеческой расе, как другие красотки мечтают о дорогой шубе или колье из бриллиантов. Она и была — человек. А вот Крто, несомненно, эгеец, но решил сменить ипостась. Видимо, из-за Иммы-Киры. Платон усмехнулся: неужели встречается такая преданность? Ну, прямо-таки история Хамматуты и Розы. Была такая история на заре Второй Конкисты. Будто бы человек влюбился в какую-то девушку местной расы. И все были против: Служба Безопасности Лиги Миров — вот уж воистину подлинный опекун каждого человека, — и местные вожди какой-то религиозной общины, и родители девушки… Чем все кончилось на самом деле — неизвестно. Но про Хамматуту и Розу сняты были десятки голографических фильмов, один другого слащавее. Вряд ли Крто видел хотя бы один. Эгеида — планета, изолированная от общего потока цивилизации. Здесь не смотрят голографов, литература в чести у изысканцев, но стражи не читают книг. Развлечения Столицы более декадентские. Воздушные шарики, морские горки и плесканье в бассейне. А те, кто занят разработками ископаемых на шельфе — развлекаются в свободное время все одинаково: таблетка само-само под язык, и ты в мире грез до следующего утра.
Платон разбудил Дерпфельда.
— Как ты думаешь, зачем Крто решил бежать с планеты? Не знаешь, конечно. А я знаю. Потому что Имма и практикант Кира Коробина с «Елены Прекрасной» — одно и то же лицо.
— Ты смеешься? — Дерпфельд не поверил. — Она — человек?
— Именно. И Крто тоже принял облик человека. Полностью. Ради нее. Как Хамматута для Розы… Имма, ты слышала легенду о Хаматтуте и Розе? — обратился археолог к их спасительнице. Он был уверен, что она не спит.
Но никто не ответил. Платон включил фонарь. У ног древних богов лежали они с Дерпфельдом. Имма исчезла. Чертова девчонка! И как она сумела удалиться совершенно неслышно?!
— Я так и знал. Мы в ловушке, — удовлетворенно заметил Дерпфельд. Бабам не верь — мой первый и единственный принцип.
— Как она выбралась? Я лежал поперек прохода, у самого выхода из норы, должен был услышать… Или… Объяснение одно. Из этой камеры есть другой ход. Имма легла спать у той стены. Значит, выход — там.
Профессор Рассольников стал ощупывать стену — миллиметр за миллиметр. Луч фонарика шарил вверх и вниз. Безрезультатно. Ничего похожего на дверь…
— Это все из-за тебя, профессор, — зло проговорил сержант. — Из-за твоей дурацкой поездки на скалу. Я же был против!
«Разве»? — хотел спросить Атлантида, но удержался. «Застряв в лабиринте, лучше не ссориться», — говаривал философ Стато. |