– А чем здесь так пахнет? – сморщилась Крапива, трогая носком мягкого сапожка еще одну пятилитровую бутыль, но почти пустую.

– «Жидкость для мытья стекол», – прочел Боб надпись на этикетке и пояснил: – А попросту – спирт. Эффективное средство, чтобы свалить с ног даже очень крепкого мужчину.

– И они это… пьют? – снова сморщилась Крапива.

– Пьют, и еще как пьют! Уж можете мне поверить! – заверил Боб и толкнул спящего сапогом. – Эй, Лохматый, проснись! Дембель проспишь!

Лесничий что-то забормотал и попытался перевернуться на другой бок. Но Боб выбрал момент и ловко выдернул бутыль из-под его головы. Ткнувшись ухом во влажную траву, лесничий сначала замер, потом вскочил на карачки и аки зверь лесной начал озираться по сторонам. Наконец его осоловелый взгляд сфокусировался на Бобе. Тут же бородатое лицо его расплылось в широчайшей улыбке.

– А-а-аа, господин Боб. А че так рано? Я вас только завтра ждал, в воскресенье.

– В воскресенье, – передразнил лесничего Боб. – Сегодня и есть завтра, то есть воскресенье, идиот. Пить меньше надо!

Лесничий на «идиота» совершенно не обиделся, поднялся с карачек на ноги и снова широко улыбнулся, заметив Крапиву.

– О! Да к нам в гости мадам! Счастлив видеть, сударыня. Велкам! Позвольте ручку лобызнуть.

Крапива тут же спрятала руку за спину, словно опасалась, что лесничий начнет силком ее целовать, а Боб тем временем представил гостью:

– Да, Лохматый, вот госпожа Крапива к нам. По обмену и с инспекцией. Прошу любить и жаловать.

– По обмену… – мечтательно протянул лесник, – вот бы и мне к ним по обмену…

– Да куда тебе по обмену, Лохматый, – хохотнул Боб, – ты тут-то, у себя дома порядка навести не можешь, а еще куда-то собрался.

– А че не могу, че не могу?! – обиделся лесник, озираясь по сторонам. – Все у меня в порядке, все у меня готово: вот костерок, дровишки, вон рыбка в садке: окушки, щучка. Сейчас такую ушицу сварганим! Спиртик опять же оченно хороший, сам проверял.

– Я уж вижу, что проверял, – усмехнулся Боб, ковыряя пустую бутыль ногой.

– Да ладно, господин Боб, вы же меня не один десяток лет знаете, – засуетился Лохматый, выкладывая в центре костровища сухие полешки «колодцем» и засовывая в середину березовой коры. – Ну притомился вчерась, вас ожидаючи, и погода не заладилась. Дощь с утра – противный такой, холодный, моросил все. И никакого клева. Ну, как тут не принять для сугреву? Как согрелся, сетишки поставил, так что уха-то будет. И вы, сударыня, давайте-ка своих зайчиков, уточек сюда, я их мигом…

Крапива презрительно глянула на лесника, молча сняла с ремня свою утреннюю добычу – двух зайцев и трех уток. Молча сняла тонкие замшевые перчатки и принялась разделывать ушастых. Боб только диву давался, как у нее все ловко получается. В пару минут зайцы были лишены шкурок, освежеваны и нанизаны на вертела. А вот уток Крапива бросила Лохматому. Видно, считала, что ощипывать птицу ниже ее достоинства.

Боб снова усмехнулся, помянул про себя недобрым словом эмансипацию и присел на поваленный ствол старой сосны, наблюдая, как разгорается костер.

– Послушай, Боб, а почему ты называешь его лохматым? – спросила Крапива, устраиваясь рядом и отряхивая руки. – Он ведь… как это… совсем лысый.

Боб отвечать не торопился, разглядывая руки инспекторши. Ничего не скажешь, красивые руки: матовая кожа, голубые жилочки под ней, тонкие пальцы с идеальной формы ногтями, покрашенными золотым лаком.