«Тебе виднее, – не стал его уговаривать бывший коллега. – Погостишь у нас, отдышишься после Москвы. Я тебя в баньке попарю, березовым веничком! Вся хандра пройдет. Природа лечит. Я тебе номерок забронирую, со скидкой. Ну, как?»

Лавров медлил с ответом. Предложение заманчивое, но по карману ли ему такой отдых?

Орешкин уловил колебания товарища.

«Если в пансионате дорого, я тебя в частном секторе устрою. Рядышком, в Верее. Городок тихий, одни церквушки и лес кругом. Тишина, снег, дым из труб, сосны. Соглашайся. Ей-богу, не пожалеешь».

И Лавров согласился. Лучше уехать от Глории, забыть о ней, выжечь свою страсть каленым железом.

– О чем задумался? – спросила она.

Он опомнился, поднял глаза. Пауза затянулась. Глория понимающе кивнула, как будто предвидела ответ.

– Тебе нужно сменить обстановку, – сказала она. – Отстраниться от ситуации. Иногда это необходимо. Когда ты едешь?

– Завтра.

– Не отключай телефон.

Эта ее фраза давала Лаврову зыбкую, но все же надежду. Они не расстаются навсегда. У них еще есть шанс все исправить.

– Я буду на связи, – вымученно улыбнулся он.

* * *

Подмосковье,

поместье «Дубрава»

Динь-динь, дилинь!.. Динь-динь-динь!..

Из-за обсыпанных снегом сосен вынырнули сани, запряженные тройкой лошадей. Под дугой, убранной атласными лентами, звенел колокольчик.

Правил тройкой молодой мужчина в дубленке и меховой шапке-ушанке.

– Эй, залетные! – задорно крикнул он, подхлестывая холеных упитанных рысаков. – Веселей!

Женщина в санях испуганно ойкнула и вцепилась в медвежью доху, которая укрывала ее ноги.

– Не гони, Сережа! – попросила она лихого кучера. – Я боюсь.

– Прокатимся до ельника и назад, – обернулся к ней мужчина, открывая в улыбке ряд белых зубов. Его брови и короткие усики покрывал иней. Уши шапки развевались на ветру. – Держись, милая!.. Э-ге-гей!..

Ему доставляла удовольствие быстрая езда, трескучий морозец, вековой лес по обеим сторонам дороги и бьющие в лицо колкие снежинки.

– Мне холодно! – жаловалась ему в спину жена. – Я домой хочу!

Кучер не обращал внимания и гнал лошадей. Полозья визжали, тройка птицей летела между деревьев, с которых местами осыпались белые веера снега. Женщина чуть ли не с головой залезла под доху. После поворота она высунулась из-под медвежьей шубы и крикнула:

– Останови!

– Зачем?

– Останови, прошу.

– Тпррру-ууу!.. – мужчина нехотя осадил тройку, недовольно спросил: – Что случилось, Катрин? Тебе плохо?

Она привстала и огляделась по сторонам. Вокруг, утопая в снегу, шумели старые ели. Все было белым и сверкающим. Нигде никаких следов, кроме выпотрошенных шишек под деревьями и отпечатков крохотных трехпалых лапок.

– Остатки птичьего пиршества, – произнес возница. – Ты хочешь пройтись?

– Раз уж мы здесь, покажи мне то место, – попросила его жена, спрыгивая с саней.

– Не надо, Катрин…

– Нет, надо, надо, – капризно протянула она. – Я хочу взглянуть, где это случилось.

– Не сейчас. Всюду глубокий снег, разве не видишь?

Молодая женщина с болезненным любопытством вглядывалась в чащу.

– Где она лежала? Вон там?

– Кажется, да, – кивнул супруг.