«Король ужасно баловал принцессу Маргарет, – вспоминала дочь одного из придворных. – Она была его любимицей. Ей с 13 лет разрешалось оставаться на ужин со взрослыми, она слишком рано вошла в их круг. Придворные не слишком ее любили: они находили ее забавной, но принцесса не задумывалась о том, что заставляла родителей и всех присутствующих ждать ее за ужином, когда ей хотелось дослушать до конца радиопередачу»³⁰. Ее проделки, однако, не имели успеха у королевы Марии, которая, подобно многим из придворных, считала Маргарет «избалованной».

Елизавета реагировала на выходки сестры с недовольной покорностью. Она закатывала глаза, глядя на ее вызывающее поведение, и замирала от страха, когда та откалывала свои номера. Маргарет прятала инструменты рабочих или садовника, а однажды стала звонить в колокол, предупреждающий о воздушном налете, чем всполошила охрану. Она покатывалась со смеху, а Елизавета спряталась, сгорая от стыда. Но все же Елизавета втайне восхищалась смелостью сестры: сама она бойкостью не отличалась.

Когда Кроуфи пыталась их разделить, Елизавета сопротивлялась: «Ох, да ведь гораздо лучше, когда Маргарет здесь: все смеются над тем, что она говорит»³¹. Замкнутая старшая сестра привыкла иметь рядом задорную младшую в качестве буфера, ведь она избавляла ее от необходимости поддерживать разговор. Часто подростковая стеснительность Елизаветы приводила к неловкому молчанию, и тогда она радовалась болтливости сестры.

Особенно это пригодилась на пятичасовом чае, когда сестры развлекали офицеров Гвардейского гренадерского полка, расквартированного в Виндзоре. Елизавета занималась чаем и угощением, а Маргарет в своем амплуа комедийной актрисы «заставляла всех покатываться от смеха»³². Как вспоминал один из офицеров, на той стороне стола, где сидела Маргарет, всегда царило оживление: «Разговор ни на минуту не умолкал. Она была удивительно самоуверенна, но это не казалось неуместным».

В этих посиделках с офицерами имелся один важный аспект. Молодым людям предстояло отправиться в военную неизвестность, откуда некоторым было не суждено вернуться. Этого еще не понимала Маргарет, но осознавала Елизавета. От глаз королевы не ускользнула восприимчивость дочери, она замечала, как та беспокоится о молодых гвардейцах, особенно после трагедии с затонувшим линкором Royal Oak. Она писала брату Дэвиду Боуз-Лайону, выражая свое беспокойство: «Лилибет встречается с молодыми гвардейцами в Виндзоре, а затем они погибают. Это так ужасно в таком молодом возрасте. Так много достойных офицеров мы недавно потеряли»³³.

Во время войны завязывались и другие мимолетные знакомства. В то время сестры встречались с более широким кругом подростков и молодежи, чем они встречали бы в Букингемском дворце, доведись им остаться в его замкнутом пространстве. Во многом это была заслуга Кроуфи, которая предложила создать отряд девочек-гайдов по аналогии с отрядом в Букингемском дворце. Она же выступила с инициативой организовать рождественскую пантомиму. Сестры участвовали в постановке вместе с детьми прислуги, которые учились в близлежащей Королевской школе. Ее директор Хьюберт Теннар написал сценарий и распределил роли, а король помог придумать костюмы.

Когда сестры приступили к репетициям зимой 1941 года, Маргарет сразу заявила, что согласна только на главную роль, Золушки, а между тем ее сестра была совершенно довольна ролью принца Флоризеля, носившего напудренный парик, белый атласный жилет и бриджи. Эта перестановка, когда Елизавета уступила главную роль младшей сестре, точно отражала их взаимоотношения, считает королевский историк Кейт Уильямс: «Королевская иерархия предполагает, что будущая королева должна играть главную роль, однако этого не произошло, следовательно, Елизавета полагала, что именно Маргарет надлежало сиять во всем ее блеске»³⁴.