Не стоит и говорить, что пуританам не нравится причудливая заграничная мода. Джон Эйлмер пишет о Елизавете в 1559 году: «Я уверен, что ее девичьи одежды, которые она носила во времена короля Эдуарда, заставляли стыдиться жен и дочерей аристократов, разодетых и раскрашенных, словно павлины». Но когда одежда королевы в 70-х годах становится богаче и пышнее, придворные тоже начинают одеваться подобным образом. В 1577 году Вильям Еаррисон оплакивает «фантастические причуды нашего народа»:

Я не могу найти лучшего способа порицать эту гнусность, кроме как подробно описать наши одежды: настолько мы изменчивы, что сегодня все хотят выглядеть клк испанцы, завтра самыми лучшими и очаровательными считают французские игрушки, затем все начинают гоняться за алеманнской [немецкой] модой, потом постепенно переходят к турецкому платью, потом к мавританским халатам, берберской шерстяной одежде, мандильонам, надетым в направлении Колли-Вестон [то есть набок], и коротким французским брюкам; в результате получается милое облачение, которое уродует моих соотечественников едва ли не больше, чем дублет – собаку. И, поскольку фасоны столь разнообразны, мы видим дороговизну и любопытство, неумеренность и тщеславие, помпезность и показуху, перемены и многообразие и, наконец, изменчивость и причуды: нет в Англии ничего более постоянного, чем непостоянство в одежде. О, как же высоко в наше время ценят тело и как мало – душу!

Филип Стаббс в «Анатомии оскорблений» (1583) высказывается еще язвительнее. Он заявляет, что «нося одежду более красивую, роскошную и дорогую, чем приличествует нашему состоянию, призванию или положению, мы надуваемся от гордости и начинаем думать о себе больше, чем должно низким земным существам и жалким грешникам». В таком же стиле он разглагольствует еще 144 страницы, браня воротники, шляпы, прически, «страннейшие дублеты» и «дорогие нижние чулки», не щадя ни мужчин, ни женщин, но с немалым удовольствием говорит, что «их гнусное тряпье нужно разорвать и бросить им в самодовольные лица». Его обличения невероятно энергичны. В какой-то момент, описывая своих собратьев-англичан, он заявляет: «Ни либертины, ни эпикурейцы, ни даже самые подлые атеисты из всех, что когда-либо жили, не превосходили сей народ в гордыне».

Если вы посчитаете столь суровые поношения лишь еще одной формой проявления гордыни, то наверняка посочувствуете королеве в период, когда она носила самые роскошные свои наряды. На старости лет вышеупомянутый Джон Эйлмер (к тому времени – епископ Лондона) посмел раскритиковать королеву за экстравагантную одежду. Елизавета отвечает: «Если епископ продолжит рассуждать на подобные темы, то она направит его в рай – но пойдет он туда без посоха, сняв мантию». По замечанию сэра Джона Харингтона, если бы епископ знал, насколько обширен гардероб королевы, то наверняка бы выбрал иную тему для проповеди.

Женская одежда

В разговорнике примерно 1600 года издания, написанном Питером Эронделлом, вы можете прочитать слова богатой женщины по имени леди Ри-Мелейн, обращенные к камеристке во время утреннего одевания:

Принеси мою одежду: для начала нижние боди – я имею в виду камчатные боди с китовым усом. Что за шнурки ты мне даешь? Они слишком короткие, наконечники сломались, убери их, я лучше возьму зеленые шелковые. Когда ты уже принесешь мою нижнюю рубашку? Подай мне нижнюю юбку из выделанного алого бархата с серебряной каймой. Подаймне заодно ночную сорочку, мне холодно. Где мои чулки? Дай мне чистые носки; камвольные чулки мне не нужны, принеси шелковые чулки телесного цвета. Куда ты вчера положила мои подвязки? Унеси эти тапочки, я хочу бархатные пантофли.