Мужчина с изяществом истинного аристократа, разлил чай по кружкам и, усевшись напротив меня, стал изучающее рассматривать.

Стало как то не по себе.

– Вы пейте пейте, – улыбнулся он, заметив, что к чаю я не притронулась.

Кисло покосилась на кружку. Заварка. Черная. Ни тебе печеньки. Ни конфетки. Даже сахара не предложил. Жмот.

А пожевать чего нибудь хотелось. Очень хотелось. Ела я только утром, да и то наспех запихнула в рот бутерброд с колбасой.

Колбаска моя родненькая…,

Я бы сейчас не отказалась от такого бутерброда.

Осторожно взяла кружку совсем не аристократично – двумя руками и стала осторожными глотками, потягивать горьковатый чай.

Оторвала глаза от полированной столешницы стола – блондин продолжает гипнотизировать меня, с каким то уже нездоровым интересом. Я бы даже сказала жадным.

Киваю на его нетронутую кружку.

– А вы, почему не пьете чай?

– У меня другие предпочтения.

В воздухе повисает мой невысказанный вопрос, и Виктор на него охотно отвечает.

– Вы, наверняка уже поняли, что это квартира не моя. Тетушкина. Та, которая недавно изволила почить. Помните, я вам рассказывал?

Забудешь тут! Как же. Да я внукам буду рассказывать о чудачке, которая решила зажечь в эротическом белье на собственной панихиде.

– Ага, помню, – покивала я и тут же округлила глаза, – Надеюсь, это не ее прах в той самой урне?

– Да, нет, – махнул рукой блондинчик, – Это всего лишь ее шестой муж.

Поперхнулась чаем и закашлялась. Сердобольный Виктор мгновенно подскочил, чтобы похлопать меня по спине, но я оттолкнула его руку, выдавив сиплое:

– Не надо.

Отдышалась и чисто для интереса закинула удочку:

– Только не говорите, что все те деревца…

Виктор откинулся на спинку стула, явно веселясь моим замешательством.

– Да да у тети стальные нервы, а у ее мужей было больное сердце.

– У всех шестерых?! – продолжала офигевать я от открывшихся подробностей.

– Представьте себе, – усмехнулся Виктор, разведя руками.

Ничего себе тетушка а ля Черная вдова.

Надеюсь, это у них не семейное?

Оценивающе покосилась на мужчину и весь флер его неотразимости, сначала как то потускнел, а после и вовсе испарился. Улыбка покинула его красиво вылепленные губы и глаза как то плотоядно блеснули.

У меня прямо мороз по коже пошел.

Это длилось всего мгновение, чтобы осознать на уровне разума. Чистый животный инстинкт заставил меня отшатнуться назад, чтобы в следующую секунду остановиться от доброжелательного:

– Вы так и не рассказали, что конкретно у вас произошло, Элла, – и голос такой мягкий, обволакивающий, тягучий, словно мед.

–Я же вам рассказывала: взрыв бытового газа, – промямлила я.

Глаза блондина хитро прищурились.

–Что то мне подсказывает, что это не правда.

– Вы хотите сказать, что я вам лгу?! – мгновенно вспылила я, между тем чувствуя, как начинают пылать от стыда щеки.

– Разве что чуть чуть…, – хохотнул он, глядя на меня мягко, снисходительно, – Вы на самом деле попали в беду, но отчего то не хотите называть истинную причину.

Молчу.

А что я могу ему сказать?

Что я дура набитая, без денег, жилья, нормальной профессии и без родственников.

Кинуться в ножки с мольбой «помогите убогой!»

Даже у таких бездарей, как я, есть гордость, а иначе, я бы не сидела здесь, запивая голодные спазмы горьким чаем, а уговорила Леню не торопиться и дать мне время найти жилье и работу.

– Знаете, Элла, – после минуты тягостного молчания, Виктор оттолкнулся от стола и прошелся по кухне, – Вы мне нравитесь.