Глава 4

Крик № 1. ЕТ

Мы живём, пока нас любят и помнят. Хотим мы этого или не хотим. Смерть — полное забвение. Смерть — это покой. Полный покой. Но похоже, только в идеале. Я покойник, но покоя мне нет. Потому что моя девушка любит меня, страдает и винит себя в моей смерти. Она живёт болью, а я живу её любовью. Она страдает, и я страдаю вместе с ней. Мне здесь не место. Я давно уже должен стать тёплым воспоминанием, песней гордой лесной птицы, резвой волной в океане, но Кити не отпускает меня. Я везде и нигде. Бестелесное нечто или даже, скорее, ничто. Не смогу объяснить, как я при этом ощущаю себя собой, Егором Трушиным. Спасает только память. Прячусь в ней от знания разлитого вокруг и беспрепятственно проникающего в меня. Знаю всё. Всё, что было, и всё, что сейчас происходит не только на Земле, но и в голове у Кити. Знаю всё, что будет, и знания тяготят меня, пугают меня. Прячусь в свои воспоминания, погружаюсь в каждый яркий день своей короткой жизни — и радуюсь, понимая, как немало их было, и ужасаюсь, понимая, как много их ещё могло быть. Я любил жизнь, и она отвечала мне взаимностью. Такая юная радостная жизнь с босыми ногами, развевающимися по ветру волосами и широко распахнутыми счастливыми глазами. Моя жизнь. Моя Кити. Девушка, которой я так и не признался в любви. Вот урод! Снова и снова вина захлёстывает меня душной волной.

Почему не признался Кити в любви? Потому что боялся влюбиться и стать слабым и ранимым. Боялся признаться себе, что влюбился, боялся потерять свой беззаботный радостный мир, боялся потерять свободу. Боялся получить вместо вечного кайфа вечную ответственность за другого человека. Боялся понять, что страхи мои давно уже сбылись. Боялся неосознанно, подсознательно. Это теперь я такой умный задним умом. Умный, но мёртвый. А тогда всё было прекрасно, я был живой, глупый, радостный, свободный, а вокруг столько девчонок — манящих улыбками, доступностью и недоступностью одновременно. Дачи и пустые квартиры друзей, бессонные ночи, дудки и вино, голые коленки, смешливые глаза, упругие грудки — я не готов был поменять всё это великолепие на одного, пусть самого прекрасного человека рядом с собой навсегда. «Навсегда» — как же меня пугало слово, которое я не мог представить. Страшно подумать, я ведь собирался расстаться с Кити после того, как добьюсь её. Мне не хватило храбрости признаться самому себе, что я уже не могу жить без Кити, маленькой смешной девчонки-эмо, не хватило ума, не хватило какого-то дня. Зато хватило и ума и храбрости, чтобы умереть от невыносимой боли в абсолютно необязательной драке, вступившись за не знакомого мне позёра.

Никогда всерьёз не думал о смерти, пока не умер. Ну, может быть, лет в шесть последний раз. Тогда я впервые осознал, что когда-нибудь обязательно умру, страшно испугался и вытеснил страшную мысль из головы. Меня как раз папа научил считать — складывать и вычитать. Я посчитал и мудро решил, что раз люди живут до ста лет, мне предстоит ещё ужасно долго жить, целых девяносто четыре года. Так долго, что и думать об этом не стоит. Думать — вообще не моё. Всегда предпочитал заниматься мыслительным процессом как можно меньше. Моё — действовать! Плыть к финишу бешеной торпедой, вдыхая воздух свободы полной грудью. «Я возьму своё там, где я увижу своё!» — моя философия выросла из допотопной песни любимой группы моего папы. Торопился жить, словно знал, сколько мне осталось. Жалею ли я, что полез в ту драку? Конечно, жалею. Родителей жалко. Кити ужасно жалко.

Полез бы я снова защищать того хлюпика? Однозначно полез бы.