Я пристегнул нож к поясу, положил в карман компас и наблюдал за звездами до тех пор, пока без пятнадцати три не появился А.Беттик.
* * *
Старый поэт не спал, поджидая меня в комнате на верху башни. В небе холодно мерцали звезды, в светильниках у стен потрескивало пламя; кроме того, комнату освещали висевшие на стенах факелы. Мне предложили завтрак – жареное мясо, фрукты, пирожки с повидлом и свежий хлеб, но я взял только чашечку кофе.
– Закуси, – пробурчал старик. – Кто знает, когда тебе доведется поесть в следующий раз?
Я пристально поглядел на него. От чашки в моей руке поднимался пар.
– Если все пойдет по плану, через пять с небольшим часов я окажусь на звездолете. Там и поем.
Силен фыркнул:
– Юноша, когда и где все шло по плану?
– Кстати, – я пригубил кофе, – вы, кажется, собирались поведать мне о чуде, которое отвлечет швейцарских гвардейцев. – Доверься мне, сынок, – произнес, помолчав. Силен.
Я вздохнул. Подтвердились мои худшие опасения.
– Значит, довериться и все? – Он молча кивнул. – Ладно, посмотрим. – Я повернулся к А.Беттику. – Не забудь, где ты должен быть вместе с кораблем.
– Не забуду, месье Эндимион, – отозвался андроид.
Я подошел к ковру-самолету, на котором уже лежал мой вещмешок.
– Как насчет последних указаний? – спросил я, обращаясь ко всем сразу.
«Летающая кровать» Мартина Силена приблизилась на пару метров. В свете факелов старик сильнее прежнего смахивал на мумию. Его пальцы казались пожелтевшими от времени костями.
– Слушай, – прохрипел он.
В безбрежном море тварь живет.
Она Столетьями дряхлеть обречена,
Чтобы однажды подвести итог
Наедине с собой в урочный срок.
Вообразить дано кому из нас
Такую муку?
Сотни тысяч раз
В часы отлива обнажалось дно.
А тварь все ждет.
Но ей не суждено,
Дождавшись срока, обрести покой:
Пусть мир она изучит колдовской
Каков он есть, пускай познает ход
Светил небесных и движенье вод,
Познает смысл вещей и хоть чуть-чуть
Субстанций, звуков, форм постигнет суть
Но не умрет.
Должна и дальше жить,
Страданье с редкой радостью делить Благочестиво…
И опять – одна,
К существованью приговорена.
Когда же час назначенный пробьет,
Когда нальется соком зрелый плод,
Предстанет некий юноша пред ней,
Небес благих посланец.
Вестник сей
Научит умереть – иначе он
На вечность вместе с нею обречен.
– Я не понимаю, что…
– Ну и хрен с тобой. Спаси Энею, переправь ее к Бродягам, а когда вырастет, привези ко мне. Проще простого, Рауль Эндимион, даже пастух с этим справится.
– Я еще был помощником планировщика, барменом и охотником. – Я поставил чашку на стол.
– Почти три, – проговорил Силен. – Пора.
– Сей момент. Меня учили перед дальней дорогой заглядывать в одно хорошее местечко. – Я сбегал в уборную, облегчился, на секунду прислонился к холодной стене, услышал голос бабушки: «Рауль Эндимион, ты что, спятил?», ответил: «Да» и вернулся к Силену. Ноги подгибались, сердце бешено колотилось. – Порядок.
Мартин Силен фыркнул. «Летающая кровать» зависла рядом с ковром. Я уселся на ковер, прикоснулся к левитационным нитям и взмыл на полтора метра в воздух.
– Не забудь включить автопилот, когда окажешься в Разломе. |