НАБРОСОК ВТОРОЙ. Две стороны черепахи

Ужасны лики и обличья странны…

Природу в дрожь бросает от тоски

Ведь вышли безобразные изъяны

Из-под ее искуснейшей руки —

Все эти грубые, нелепые куски…

Не удивительно — страшат они людей,

И наши жупелы из сумрачных сеней —

Всего жуки, чтоб постращать детей

В сравненьи с нечистью тех островных страстей

«Не бойтесь, — молвил Палмер просвещенный. —

Чудовища на деле не страшны,

Лишь в мерзостные формы облачены».

И меткий свой гарпун высоко поднимая,

В грудь чудищу он глубоко вонзает,

Чтоб вышла Тефия, красой морей блистая.

Ввиду приведенного описания возможно ли вообще веселье на Энкантадас? Несомненно! Найдите повод, и можете веселиться. Берусь утверждать, что эти острова, сшитые из дерюги и густо посыпанные пеплом, вовсе не представляют одно беспросветное уныние, хотя никто не может отказать им в суеверном и благоговейнейшем почтении; и даже самое твердое расположение духа не уберегает меня от созерцания черепахи-призрака, выползающей на свет божий из своего сумрачного тайника. Несмотря на все это, сама черепаха, со спины столь темная и меланхолическая, обладает и более светлыми достоинствами — ее филейная часть и костяной нагрудник носят иногда мягкий, желтовато-золотистый оттенок. Кроме того, каждому известно — морские и сухопутные черепахи устроены так хитро, что, опрокинутые на спину, выставляют напоказ только яркую часть тела и, не имея возможности без посторонней помощи вернуться в первоначальное положение, тем самым не могут обратить внимание на свои теневые стороны. Но раз уж черепаха перевернута, поскольку такое случилось, не следует уверять себя, что в ней не сохранилось ничего темного. Наслаждайтесь желтизной ее брюха, держите ее в таком положении хоть целую вечность, но оставайтесь честными до конца и не отрицайте противоположного цвета. И пусть тот, кто не сумел вывести черепаху, словно октябрьскую тыкву, греющуюся на солнышке, из ее естественного положения, с целью скрыть все мрачное и пролить свет только на приятное не должен по этой причине утверждать, что данное существо являет собой сплошную чернильную кляксу — ведь белое и черное постоянно сочетаются в нем. Однако перейдем к частностям.

За несколько месяцев до моей первой высадки на острова наше судно некоторое время совершало плавание в пределах их видимости. Однажды в полдень мы оказались мористее острова Албемарл, совсем недалеко от его южной оконечности. То ли по воле случая, то ли оттого, что мы увидели землю с такими странными очертаниями, на берег была послана шлюпка с людьми, чтобы разведать окрестности и, между прочим, доставить на борт посильное количество черепах.

Искатели приключений вернулись только после захода солнца. Я посмотрел вниз, перегнувшись через высокий борт, словно через крайтлубокого колодца, и едва разглядел мокрую шлюпку, отягченную необычным грузом. Завели тросы, и вскоре три огромных, допотопного вида существа с превеликим трудом были подняты на палубу. Казалось, они произошли не от семени земного. Уже пять долгих месяцев нас носило по водной хляби — отрезок времени более чем достаточный для того, чтобы любой предмет, имеющий отношение к земной тверди, приобрел почти мифическую значимость для мечтательной головы. Случись тогда трем служителям испанской таможни ступить на борт, едва ли я стал бы разглядывать их с таким же любопытством, испытал бы к ним нечто похожее на привязанность и ласкал бы с нежностью дикаря, принимающего цивилизованных гостей. Но вместо трех таможенных офицеров я таращил глаза на самых настоящих, диковинных черепах, совсем непохожих на жалких тварей цвета грязи, которыми забавляются школьники. Черепахи были черны, как вдовий траур, и тяжелы, как сундуки со столовым серебром.