– Не скаут точно, – уверил меня Василь. – Может, из ваших – из февралистов?
– Может, – предположил я без всякой, впрочем, заинтересованности.
Тут прибежала Варя, чмокнула меня в щёку и радостно объявила:
– Меня на дополнительные занятия по стрельбе записали! А ещё у нас в половине шестого инструктаж по вхождению в резонанс будет. Я так волнуюсь!
– Да ерунда! – махнул я рукой, но, прежде чем успел поведать о своих достижениях на этом поприще, на стрельбище прикатили три легковых вездехода.
Из автомобилей начали выбираться офицеры, кто-то из дежурных громогласно рявкнул:
– Смирно!
Построились, вытянулись, расслабились чуток на команде «вольно», но только самую малость, поскольку почтили нас своим вниманием очень уж важные персоны, точнее – очень важными были некоторые из них. Например, комиссар Хлоб и майор с эмблемами автобронетанкового дивизиона – не иначе наш комбат. Компанию им составляли два капитана: Хороняка – тот самый егерь, который наотрез отказался включить меня в свою учебную команду, и Городец, а на заднем плане маячил старший дознаватель Друза. Трофим Фёдорович и вовсе не стал отходить от вездеходов, прямо там и закурил. В своём синем рабочем комбинезоне он в любом случае смотрелся бы в компании офицеров корпуса натуральной белой вороной.
Почти сразу последовала команда вернуться к прерванным занятиям, и я даже успел сдать пулемёт, когда примчавшийся лёгкой рысцой адъютант комбата велел предстать пред очи высокого начальства. В животе будто ледяной комок смёрзся, но деваться было некуда – побежал.
– И как тебе пополнение? – поинтересовался комиссар Хлоб у командира автобронетанкового дивизиона, и тон, которым был задан этот вопрос, не понравился мне категорически.
Холодный он был, а брошенный на меня взгляд – колючим и оценивающим. В прошлую нашу встречу комиссар держался совершенно иначе, и списать это обстоятельство на одно только присутствие других офицеров не получалось при всём желании.
Майор наморщил лоб, словно пытался припомнить, кто я вообще такой, затем проворчал:
– Молодо-зелено. Успел в задержании нарушителей со стрельбой поучаствовать, и не всё гладко там прошло, были нарушения. Но вот Макар Демидович весьма положительно о способностях бойца отозвался.
Комиссар даже не попытался скрыть удивления.
– Звонарь – и положительно? Быть того не может!
Комбат ухмыльнулся в усы.
– Ну, он в том плане выразился, что непременно бойца ассистентом на полставки забрал бы, пройди тот инициацию хотя б на десятом витке. А так – нерационально. Он-то всегда рациональность во главе угла ставит.
– Он-то – да! – недобро ухмыльнулся Хлоб и оглянулся: – Трофим Фёдорович! А вы что скажете?
Инструктор учебной части кинул окурок под ноги, растёр его подошвой и подошёл, начал обстоятельно докладывать о моих достижениях в области управления сверхэнергией. Отметил выносливость при работе на пониженных оборотах и мощность, почти достигшую тридцати четырёх киловатт, но я слушал его вполуха. Точнее – не слушал вовсе.
Мысли были заняты упущенной возможностью стать ассистентом доцента Звонаря. Понятно, что говорил тот в шутку. Ну а если бы нет? Если бы и вправду такой переход возможным оказался? Как бы тогда моё отношение к поручению Альберта Павловича изменилось? Я ведь не за страх, а за совесть с институтским консультантом сотрудничаю, так? Он ведь правильные вещи говорит и цели правильные декларирует. Я ведь и сам…
Но что там «я сам», додумать не успел, после доклада инструктора комиссар обратился к прапорщику авиадесантников.
– Николай Тарасович, а у тебя как боец себя зарекомендовал?
– Хорошо зарекомендовал, господин комиссар. |