Готов!

Я отпихнул от себя скрученное предсмертной судорогой тело и вскочил, но не устоял на ногах и упал на одной колено. Тело затопила противная слабость, закружилась голова.

О-ох…

А медлить было нельзя – последний из диверсантов наседал на пятившуюся к обрыву Лизавету; воздух вокруг той искрился от разлитой в пространстве энергии, кустарник вспыхивал и моментально прогорал, по земле струился сизый дым. Трава под воздействием сей ядовитой субстанции желтела и осыпалась прахом, а гранит шипел, словно облитый концентрированной кислотой.

Я выдернул из кобуры пистолет, прицелился в спину диверсанта и крикнул:

– Руки вверх!

Оператор неуловимым движением развернулся, и я утопил спусковой крючок, но ещё до выстрела пространство сдвинулось, и одновременно с ним сдвинулся торс диверсанта, разваленный косым разрезом надвое. И тут же что-то прогудело над плечом, пень за моей спиной взорвался, и если кожаная куртка уберегла от щепок спину, то в шею и затылок вонзилось сразу пять или шесть.

Зараза!

Я повалился вперёд и упёрся в землю руками, потом и вовсе уткнулся лбом. Так паршиво было разве что на инициации, а больше и не упомню даже. И ведь сознание терять нельзя, никак нельзя – от реки до сих пор стрельба доносится. Сомлею, могу и не очнуться уже. Мало ли кто первым доберётся…

Лизавета стиснула в ладонях мою голову и заставила посмотреть в своё бледное как мел лицо, заглянула в глаза. От её рук волной разошлось приятное тепло, и сразу прояснилось создание, но только лишь этим лечение не ограничилось. Пришлось проглотить две крупных пилюли, а третью и вовсе разгрызть; от её невероятной горечи попросту свело скулы.

– Петя, быстрее! Вставай!

Каким чудом доковылял до стрелковой позиции, не понял и сам. Но вот уже распластавшись в окопчике, ощутил прилив сил и перезаряженный Лизаветой пулемёт принял вполне уверенно, легко установил его на сошки, прицелился и принялся давить огнём противника. И всё бы ничего, но каждый толчок в плечо приклада отдавался в темечке ударом молотка.

Вот же напасть…

Глава 3

Перестрелка, не слишком интенсивная и до того, окончательно сошла на нет уже минут через десять, но ещё даже до её завершения Лизавета убежала проверить вторую часть группы. Там она и запропала, хоть и обещала сразу вернуться обратно.

Ну а потом случилось много всего. Сначала послышался гул авиационных моторов и в небо с нашего берега взмыли красные и жёлтые сигнальные ракеты, а следом берег противоположный расчертили всполохи разрывов. Затем подкрепление прибыло и по земле. Одна группа высадилась на лысой горе, где приземлились и мы, другую забросили в тыл противнику, но к этому времени диверсанты уже отошли, и парашютистов отрядили на прочёсывание окрестностей и организацию преследования.

Всё это я узнал уже в дирижабле, и не могу сказать, будто новости вызвали живой интерес. В левом ухе так и продолжало мерзко звенеть, ладно хоть зрение восстановилось полностью и щепки из загривка вынули, заноз под кожей не осталось. Легко отделался. Наш снайпер нарвался на пулемётную очередь почти в самом начале стычки, а лейтенанту прострелили лёгкое уже под конец столкновения. Первый погиб на месте, второй непременно отправился бы следом, не успей вмешаться Лизавета Хорь. Алтын – и тот заработал шрам от осколка, ну а мне было просто тошно, будто через валики для отжима белья пропустили. Все силы отжали, ничего не осталось.

В дирижабле лежал в лёжку, даже толком в иллюминаторы не поглазел. Мог, конечно, просто не хотелось. Настроение окончательно и бесповоротно испортил предполётный инструктаж. И вроде ничего такого щеголеватый старший агент контрольно-ревизионного дивизиона с парой угольников на шевроне не потребовал – лишь помалкивать о случившемся и в особенности – позабыть о странной ноше диверсантов, но чуть слёзы на глаза не навернулись.