- О почтеннейшие халитты! - донесся из полумрака скрипучий голос Бен-Аххаза. Старый джайд, как видно, решил проверить своих подозрительных постояльцев и вдруг наткнулся на сотника Священной стражи, сопровождаемого вооруженным воином. Старик подбежал поближе и, не глядя в лица, поклонился, зашептав: - Вы тоже приходили посмотреть на людей, живущих в моем шатре? Правильно, правильно, почтенные, таким господам не место в Священном городе! Я подозреваю, что это колдуны...

    - Р-разберемся, - рявкнул Кэрис. - Уважаемый Бен-Аххаз, запалите как можно больше костров и соберите всю свою семью в одном месте. Грозит нападение мергейтов.

    - Какой ужас! - взвыл джайд. - Какие расходы! Вы знаете, сколько стоит сейчас топливо? Да за одно полено я плачу столько, сколько мог бы заработать за год в лучшие времена!

    Но две фигуры в облачении Священной стражи Меддаи уже канули во тьму. Бен-Аххаз, поразмыслив, потрусил к своей шелковой палатке, выкрикивая:

    - Манассия, бездельник! Зажги три... нет, два костра! Приказ сотника халиттов!

    Глава вторая. Час вожа

    Никто, даже самые мудрейшие и просвещенные в столь редкостном для нынешнего угасающего мира искусстве волшбы мардибы Меддаи или ученые Аррантиады, так доподлинно и не вызнал, что именно происходило той ночью под башнями Священного города Халисуна. И хотя во времена Последней войны случалось превеликое множество самых удивительных и страшных событий, Дикий Гон в Меддаи превзошел большинство известных сражений и штурмов по жестокости и проявлениям чужого для человека волшебства.

    Основное войско хагана мергейтов отстояло от Белого града на почтенном расстоянии - не меньше шести конных переходов. Кроме того, путь в сердце пустыни Альбакан преграждала полноводная Урмия. Плоты и захваченные на реке корабли держались наготове, однако Гурцат Великий медлил с переправой, хотя знал: через несколько лун начнутся холода, его войско увязнет в непролазной грязи халисунских равнин и замерзнет в землях Полуночи, в Нардаре и Империи Нарлак. Хаган ожидал. Чего - неизвестно.

    Но вот однажды, за пять дней до внезапного нападения на Священный город, Гурцат покинул свое войско и с сотней конников уехал на полуденный закат, к берегам реки. Там его ждал паром - огромное нескладное сооружение из тростниковых связок и бревен. Переправа на враждебный, пока еще саккаремский, берег заняла половину ночи: вначале перевезли лучших воинов, затем лошадей, после - самого хагана и десяток личных телохранителей... Закатный берег Урмии пустовал, сгинули даже постоянно мелькавшие напротив основного лагеря Гурцатова войска разъезды саккаремского дозора. Мергейты поднялись в седла и растворились в утреннем тумане опустевших прибрежных полей.

    - Они нас боятся. - Полусонный Менгу, теперь неотлучно сопровождавший хагана во всех его странных поездках, краем уха слушал неторопливую речь Тонхоя, своего боевого учителя, прошедшего вместе с молодым мергейтом, ныне вознесенным хаганом к вершинам власти, от самого Идэра и первого боя великой армии при Шехдаде. Чапаны всадников намокли от росы, невысокие мохнатые лошадки уверенно шли вперед, попирая копытами осыпающуюся пшеницу, не дождавшуюся в этом году страды. Солнечный диск еще не показался, но прямо впереди багровели полосы рассвета, приглушенные поднявшимся над сырой землей туманным маревом. - Еще как боятся! Хаган сделал то, что не под силу иным богам. Полуденная держава теперь под рукой Степи!

    - Верно, - согласился Менгу. Сейчас он был склонен соглашаться с каждым словом, превозносившим величие его господина. В войске не находилось недовольных, а если таковые вдруг и появлялись, судьбу их решал железный приказ Гурцата: "Изрекшего слово супротив воли хагана, а значит, и Заоблачных должно казнить без промедления".