Дубельт опасался, что демидовцы сбегут, и тогда ищи-свищи их по всему Поволжью. Так что никто с белым флагом во вражий стан не поехал; войско разбило лагерь в ожидании завтрашней битвы. За ночь повстанцы переправились на левый берег, явно налаживая полки для атаки.

В утренней суете отчётливо зазвенел ясный мальчишеский голос.

— Миша! А ну марш в обоз! Шнель! — прикрикнул на него Дубельт, и обиженный юный поэт поплёлся к повозкам.

Тем временем Строганов снова навёл стекло на врага.

— Нечто новое, господа.

Впереди марширующих колонн двигалось упомянутое нечто, коему эсесовцы не смогли слова подобрать. С виду оно походило на железный дом с высокой печной трубой, из которой валил чёрный дым. Странный круг наверху с поблёскивающими бронзовыми стволами маленьких пушек явно ничего хорошего не сулил солдатам Республики. Вдобавок этих «нечто» катилось в количестве двух штук.

— Вроде как англицкие речные пароходы, только по земле ходячие. Другое скверно, — Дубельт повёл трубой вдоль строя мятежников. — Гляньте на хоругви их.

Строганов с Бенкендорфом поняли, что имеет в виду Леонтий Васильевич, и оба посмурнели. На двух пароходах и над шеренгами огромные полотнища с ликом Спасителя да русские триколоры. Армию-то на другое готовили — с изменниками земли нашей воевать, с антихристами.

— Александр Христофорович, к орудиям. Как приблизятся, непременно шесты посбивайте. На несущих Иисуса у наших рука не подымится, — про себя глава похода проклял день, когда Пестель пресёк созданье «дикой дивизии» из кавказцев. Мол, не слишком они русские. Сейчас бы диких в центр пустить, порубали б смутьянов в капусту, не взирая на хоругви.

Среди крамольников гарцевал Демидов. «Что ты творишь, Павел?!» — простонал внутри себя Строганов. Сейчас Бенкендорф как даст залп…

И орудия грянули, но странно. Ядра да гранаты в сторону унеслись или запрыгали мячиками пред коптящими самоходными избами. Глава Вышнего Благочиния завопил про измену, повелел зарядить орудие и задрал в небо ствол, самолично подпалив фитиль.

Пушка грохнула; ядро пролетело над крышей парохода, попав в Святой Лик. Меж бровями Иисуса прорвалась дыра.

— Ладен! Фоер! — скомандовал Бенкендорф, призывая пушкарей заряжать и стрелять; тут почувствовал толчок в спину и узрел трёхгранный кончик штыка, раздвинувший ордена на груди. Уронил шляпу, скрывавшую смешной зачёс на лысину, и упал на лафет усами вперёд.

— Братцы! — закричал солдат, выдернув штык из генеральской спины. — Оне по Христу палить загадали! Бей нехристей!

На глазах изумлённых вождей Благочиния орудия повернулись в сторону казачьей гвардии и командования… Строганов кинулся наземь, на миг чувств лишился, когда гранаты рванули, оглушая близким разрывом. На мундир просыпалась земля. Он скатился с холма, пытаясь найти лошадь. Заговорили пушки и ружья бунтовщиков. Верные Республике части ответили вяло и вразброд.

Поймав, наконец, полубезумную от грохота кобылу, Строганов с трудом укротил её, вскочил в седло; верхом погнал на левый фланг, к казачьей коннице Дубельта. Лишь один удар её сбоку к повстанцам — и битве конец. Но не случилось.

Демидов разделил своё и без того невеликое войско. Каждая половина с одним пароходом во главе ударила во фланг, обтекая смолкнувшую артиллерию Республики.

Строганов впервые увидел адскую машину вблизи. В передней части медленно крутилось колесо с малыми пушечными стволами. Как только пушка смотрела впёред, она палила картечью, а ствол уезжал назад на половину длины. Солдаты попадали в неё, но куда там! Пули не несли ей никакого вреда. А мятежники шли под христовыми ликами, стреляли, порой падали, но всё одно — казались частью несокрушимого парохода, не ведающего жалости.