— Отрезать Кавказ от осман и персов, прекратить торговлю с ними. Евангелие способно воевать лучше пушек. Горские народы, принявшие Христа, нам не враги. И понимать должны, что Россия принесёт им богатство и роскошь. Одно только удобство самовары пользовать расположит их больше, чем тысяча казаков. Убедил, Александр, вызову Ермолова. А что в Москве говорят? Ты же по салонам ходок!

— Больше стихи читаю, нежели слушаю, — развёл руками Пушкин. — Свет соскучился по свободному поэтическому слову. Не далее как третьего дня был у Шишковой Юлии Осиповны.

— И как наша прелестная вдовушка поживает? Весной с ходатайством приходила, просила Александра Павловича быстрее из Шушенского вернуть. Но не могу, не могу, рано! Пусть даже его светлая голова здесь пригодилась бы. Так что ясная пани Юлия?

— Charmante fleur! Сему прелестному цветку молва приписывает любовников, но по снисходительному уложению света она пользуется добрым именем, ибо нельзя упрекнуть её в каком-нибудь смешном или соблазнительном приключении.

— Но не бывает неприступных бастионов? Или по-прежнему по Строганову грустит?

— Разве ты не знаешь, что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской? Грусть пройдёт, Александр Павлович задержится. Обязательный траур по мужу-покойнику закончен. Не из тех она пылких дамочек, что за декабристами в Сибирь уехали.

Скоротав часок за разговорами с Пушкиным, Государь немного воспрянул душой, а затем с удвоенной силой бросился на державные дела, как гренадёрский полк на редуты. Словно не хватало ему некого внутреннего точка, дабы одолеть хандру и апатию. Ближайшие дни он провёл особенно плодотворно: пригласил в Москву Ермолова, сместил генерала Карла Бриммера, последнего немца из пестелевских протеже, и поставил на место командующим южной армией Ивана Фёдоровича Паскевича.

Всё вернулось на прежний лад? Как бы ни так! Различие с временами дореволюционными есть, и чрезвычайно важное. Ранее генерал брал под командование готовую армию, чуть правил её по своему разумению и — хоть в бой, хоть на парад. Ныне Ермолов и Паскевич обязаны себе эту армию создать, что называется, с чистого листа. Есть отряды республиканские и оружие, с времён Романовых оставшееся. Но крестьяне с ружьями и в военных кафтанах — ещё не войско, а лишь похожий на него сброд. Превратить эту массу в дивизии, достойные наследия победителей Наполеона, трудно и долго. Для того новым командующим даны будут полномочия диктаторов на Кавказе, на Кубани и в Малороссии, с правом выбирать офицеров, в прошлых баталиях заслуженных и несправедливо обиженных «народным» правительством Пестеля.

Возвращению прославленного героя Отечественной войны на сложный южный пост Пушкин посвятил торжественную оду.

В сентябре в Москву вернулось посольство, отправленное в конце прошлого года в Англию. Наверно, более пёстрого состава русская дипломатия не знала. Не доверяя корифеям старой закалки вроде Грибоедова, который и себя не уберёг, и государственный вопрос не решил, Император отрядил на британские острова Кулибина, обоих Черепановых, Лобачевского. По военно-политическим делам Государь выбрал посланником генерал-майора Сухтелена Павла Петровича, не германца, а голландца по происхождению. С ними — полдюжины других видных подданных, больше по материям торговым сведущих. Понимая, что Россия после кровавого Декабря отброшена чуть ли не к временам допетровским, Павел Николаевич поступил точно так, как Пётр Алексеевич: чем изобретать давно известное, лучше в Европе подсмотреть и самое удачное дома привить как культурный яблоневый черенок на русскую дичку. Даром что сам не отважился топором на верфи махать — возраст и телеса не те, что у славного самодержца.