— Спасибо! Я знаю, знаю, — Паскевич даже подскочил. — Вы ничего не сможете гарантировать. Однако за участие grand merci. Так важно будет знать, что я не одинок. Кроме лакея никого с собой не возьму. Александр, гм, Порфирьевич, раз уж вы согласились, как вы думаете, что могут затребовать эти негодяи?

— Право не знаю, что вам ответить. Случай, как говорят сами англичане, unprecedented. У тех же турок кража мальчиков для обращения в янычары — обычное дело, и девочек для гаремных утех, а также для продажи в рабство. В рыцарские времена британские бизнесмены брали в плен рыцарей и отпускали за выкуп.

— Полагаете, будут требовать деньги?

— Сомневаюсь. Но нелишне будет располагать изрядными средствами. В этой стране невозможное сделать за деньги получается за очень большие деньги. Их пословица. Думаю, от вас потребуют особого рода услуг, возможно — в ущерб интересам России. Чисто ради денежного выкупа скорее бы прихватили кого-то из демидовских отпрысков, там богатства не чета нашим. А ещё — будьте готовы к любым, в том числе самым крайним средствам. Они переступили черту дозволенного, сделав один шаг. Вы согласитесь ради спасения сына шагнуть вглубь тьмы десять раз?

— Если нужно повторить злодейство и истребить британских младенцев подобно царю Ироду — не отступлю.

— Надеюсь, до этого не дойдёт. Но вы должны быть настроены по-боевому, а не клянчить снисхождения у бесчестных деятелей. A la guerra com en la guerra.

— Только так! Спасибо, Александр Порфирьевич. До встречи в Лондоне.

Паскевич, взяв себя в руки, бодро отправился домой. Как бы дурно ни складывалось сие предприятие, в одном Строганов прав — предстоит битва без правил. От неё зависит жизнь единственного сына. Поэтому победитель французов и осман должен прибыть в Лондон воином, а не просителем.

Очередная смена настроения у мужа и его предстоящий торопливый отъезд вызвали массу вопросов у Юлии Осиповны, которые она не решилась задать вполне, ограничившись лишь целью вояжа. Со дня Пасхи князь сам не свой, особенно тревожно, что старается не подавать виду.

Связано ли это с незнакомцем, о котором с волнением рассказал Володя? Иван Фёдорович только отмахнулся — подумаешь, бродяга из бывших унтеров. Слишком решительно и нервозно отмахнулся.

Потом был сон — Александр Строганов, точно такой же, как перед ссылкой в Шушенское. На пять лет, ты будешь ждать? Гришка поведал, что тело, привезённое в фамильную усыпальницу, обгорело настолько жутко, что никакой уверенности нет. Однако на той артиллерийской батарее у трёхфунтовых пушек все полегли. Выходит, граф мог быть похоронен в общей могиле, а в Москву приехал безвестный офицер или даже осман.

А ещё безумная надежда, что жив каким-то невероятным чудом, в плену или в рабстве, не может дать весть. Любимый, ты просил обождать из ссылки пять лет! После Пестеля всего год потребовался. Сейчас она и ждала пять, только осенью тридцать восьмого уступила мягкому, но настойчивому ухаживанию Паскевича, возведённого при регенте в княжеское достоинство за день до отставки.

До сих пор у них отдельные спальни, а ночные визиты редки. Иван Фёдорович старше, скоро превратится во второго Шишкова, требующего лишь чай с вареньем. Он занял место подле, но не в сердце, это ранит его и тревожит её.

И нет доверия между супругами. Видно, что случилось нечто серьёзное. С Фёдором? Князь молчит. Строганов всегда держался открыто, был понятен, даже не размыкая уста.

Но его не вернуть. На пороге ещё не старость — поздняя зрелость. С Паскевичем Юлия Осиповна не чувствует себя столь одинокой, и к Володе он относится хорошо, как и она к девочкам.