– Кузнецов! Три выстрела… Попади! Потом по тропе, до прогалины. Пятьдесят метров. Жди нас. Услышишь, что завязли… – меня, на мгновение, прервал грохот сработавшей на склоне ОЗМки… – Уходи в гнездо. Дед на повороте. Минируйте тропу.

Антоша смотрел глазами человека изо всех сил не хотевшего умирать. Я не мог его так бросить. Наклонившись, крепко взял за шею и, глядя прямо в глаза, с нажимом, прошептал:

– Выполняй – точно. Тогда – выживешь. Нет – умрешь. Попади в него…

Он развернулся и стал выставлять сошки. Крупнокалиберный рычал вдоль тропы короткими далеко прорубывающими кустарник трассами. Над головой траурно завыло, и на склоне холма на моей позиции и по всему склону прошла серия взрывов. Это не подствольники… Это – жопа!

Метрах в трехстах в сторону станции болотными всполохами замигали огоньки развернувшейся минометной батареи. Если они перенесут огонь на тропу – не выйдет никто. Координаты возьмут по GPS[5]. Легко!

Радиостанция вырубилась сразу после открытия огня. Помощи просить не у кого и не за чем – не успеет никто при всем желании. Теперь – быстро управятся. Не так, конечно, как с теми – в балочке оприходованными, но и нам без резвого маневра лежать здесь, как и им, без единого шанса.

Рванулся к выходившим на тропу. Одного волоком тащили на плащ-палатке. Второй, шатаясь, еле полз следом. Замыкал Жихарев с гранатометным станком на плече и телом АГСа в руках.

Сзади лупанул Кузнецов и сразу – еще раз. Крупнокалиберный заткнулся. Через несколько секунд Антоша вылетел на меня. Молча перехватил и показал глазами на людей. Антон понял и подлетел к раненому. Я успел рассмотреть бессильно мотылявшуюся по брезенту русую голову.

Что же ты Олежа наделал?!

Крикнул вдогонку:

– Юра – с тропы! Минометы! – он, обернувшись, кивнул. Глаза тоскливо смотрели на меня. Я отрицательно покачал головой – "выводи"!

Гости наши – молодцы, слов нет. Не дернули назад, не влезли рылом в грязь да и давят крепко. Правильно! Давите… Мы тоже сейчас придавим – на посошок.

Ну, и потом… Должно же у Кирюши быть детство?!

Сместившись влево, оказался у края лысой опушки. Минометы размолачивали остатки позиций на вираже. Пехота внизу готовилась к рывку в балку. Батарея сейчас перенесет огонь и начнет методично перекрывать пути отхода. Если их не заткнуть, то все – кранты. И махру[6] тормознуть хотя бы на пяток минут. Только вот – где?

На их месте я начал бы сразу с двух сторон. С одной еще есть МОНка, со второй они должны сконцентрироваться вот в этом месте. Если действительно был подрыв ОЗМки, то там сейчас перевязывают раненых и собираются "до кучи". Ну, а если сапёры кошками сдернули растяжку, то вообще просто. Я вычленил глазом квадрат семь на семь метров и старательно приложившись, ухнул из огнемета в его середину. В сотне метров тяжко и низко громыхнуло.

Даже не глядя на результаты, развернул спарку и врезал по минометам – благо все расстояния дальномером заранее пробиты и "двести шестьдесят метров" до той полынной проплешины у меня в памяти на заветной полочке схоронены. Сверху-вниз да неполных триста дистанции, для "Шмеля" то, что доктор прописал. Кроваво-красным светлячком граната метнулась к батарее и та, каракатицей, накрывшись дымной тенью, тут же смолкла.

Теперь, только – время!

Пот заливал глаза. Ну это мы еще двадцать лет назад прохавали: лоб ночью автомобильной фарой светит. Лучше под шапочкой пропотеть, зато мозги на спину, ненароком, не обронишь.