Великан сложил бумагу и сунул ее за пазуху.

— Еще вот это не забудь! — сказала Екатерина, уронив на пол кошелек, полный золота.

Бем наклонился, подобрал деньги и вышел в полной уверенности, что произвел на королеву неизгладимое впечатление.

— Настоящий зверь! — заметила Екатерина. — Поздравляю, герцог, вы удачно выбираете слуг… А теперь пойдемте побеседуем с нашими друзьями.

Беседа продолжалась до семи часов вечера. Все это время какие-то люди тайно входили и выходили из дворца. Несколько раз Екатерина посылала за королем, но Карл играл с гугенотами в мяч и упорно отказывался явиться на зов матери. Может, он надеялся, что без него никто не посмеет принять последнее решение, а может, король просто хотел отвлечься.

В восемь вечера во дворце герцога Гиза собрались те, кто все надежды на будущее Франции связывал с Гизом и уже считал его королем: от Данвиля до Коссена, от Сорбена де Сент-Фуа до Гиталана.

— Господа, — заявил герцог, — сегодня ночью мы спасем веру и Церковь. Вы знаете, как вам надлежит поступать…

Глубокое молчание было ему ответом.

— Что касается наших планов, — продолжал Гиз, — их придется отложить. Королева начеку, господа, покажем ей, что мы — верные слуги престола… а насчет остального… подождем. Вы свободны, господа!

Итак, Генрих Гиз оказался вынужден остановить участников заговора. Он был встревожен, растерян и взбешен. С девяти до одиннадцати его посетили несколько приходских священников и капитаны городского ополчения, приходившие группами по десять человек.

Перед каждым десятком Гиз говорил одни и те же короткие слова:

— Господа, зверь уже в загоне!

— Смерть ему! Смерть! — отвечали гости.

Они расходились, разнося по городу последние указания: сигналом послужит набат со всех колоколен, верные слуги Церкви должны надеть на руку белую повязку, а кто не успеет сшить повязку — пусть обвяжет руку носовым платком.

XXVII. Изумление Монлюка; продолжение любовных похождений Пипо; второе разорение Като

Итак, в этот вечер в трех точках Парижа происходили весьма странные, хотя и различные, события: в тюрьме Тампль, в убежище Данвиля на улице Фоссе-Монмартр и, наконец, в кабачке «Два говорящих мертвеца».

В девять вечера в тюрьму впустили двух женщин, с головы до ног закутанных в плащи, и тайно провели к коменданту. Это были Руссотта-Рыжая и Пакетта. Монлюк уже ожидал их — за столом, заставленным снедью и вином. Чтобы вволю погулять ночку, комендант велел лакеям и служанке пойти куда-нибудь, подышать до утра воздухом. Те, довольные свалившейся на них удачей, тут же исчезли.

— Вот и мои птички! — расхохотался Монлюк. — Идите сюда, крошки, я вас расцелую!

Но Пакетта с Руссоттой остались стоять на месте и картинным жестом сбросили с себя плащи. Комендант, взглянув на них, даже глаза выпучил и рот раскрыл. Гулящие девицы нарядились в атлас; шеи утопали в пышных кружевных воротниках; талии затянуты в рюмочку и корсажи вырезаны изящным мысом. Пакетта и Руссотта разоделись даже не как горожанки, а как принцессы. Они были увешаны драгоценностями: ожерелья, браслеты, серьги, кольца, и накрашены, будто высокородные дамы.

Видимо, Като решила: наряжать, так наряжать великолепно! Откуда взяла она эти тряпки? В каких закоулках Двора Чудес? Не имеет значения! Главное, Като превратила уличных девиц в принцесс; только очень легко было догадаться, что никакого понятия о придворных костюмах у достойной кабатчицы не было. Кроме того, хотя Пакетта и Руссотта нарядились в платья из настоящего атласа, все было мятым и в пятнах.