— Нам пора! — спокойно сказал шевалье, не обращая на них внимания.

Но на всякий случай он подобрал хлыст, тот хлыст, что был в руках Ортеса.

И отец с сыном двинулись в путь. Они шагали спокойно, шаг их был уверен — отец с сыном могли противостоять любым демонам ада. Их не могла остановить дюжина взбесившихся негодяев. Грозный рык шевалье заставил фанатиков попятиться:

— Назад, собаки, назад, жалкие псы!

Хлыст в руках Жана грозно засвистел, и слова шевалье словно хлестали трусов:

— Прочь! Прочь с дороги! Проклятая свора! Бешеные псы!

Тут взгляд Жана упал на крутившегося рядом Пипо, и шевалье произнес:

— Прости, друг! Сравнивая их с псами, я оскорбляю тебя!

Толпа расступилась перед хлыстом шевалье, жалившим словно змея. Тигры, волки, шакалы — все эти жалкие хищники пятились, убегали, спасались…

Пардальяны вошли в пустынный проулок…

XLII. Между небом и землей

Итак, отец с сыном оказались в каком-то проулке. Куда он мог их вывести, они не знали. Однако та толпа, что любовалась на площади злодеяниями Ортеса, а потом пятилась, напуганная грозным хлыстом шевалье, неожиданно осмелела, увидев, что два человека убегают в проулок. Самые храбрые двинулись вслед за Пардальянами. Шевалье бежал впереди, в двух шагах за ним — Пардальян-старший с кинжалом в одной руке и со шпагой в другой. Рядом несся радостный Пипо…

Почувствовав, что преследователи их нагоняют, оба Пардальяна повернулись к толпе лицом. И опять, который раз за этот день, два человека встали против воющей толпы. Проулок был неширок, и атакующие наступали узким фронтом. Но напор их все время возрастал.

Отец с сыном бились, подобно рыцарям из легенд. Они отступали, но хлыст шевалье свистел в воздухе, наносил удар за ударом, оставляя кровавые отметины на лицах. Кинжал и шпага старого солдата, как тигриные когти, терзали преследователей. Пипо пятился назад с грозным рыком; глаза ею горели, словно угли. Те, кто осмеливался сунуться слишком близко, тут же отскакивали назад; Пипо безжалостно кусал их за ноги…

Пардальяны отступали… Но куда? Неизвестно… Вдруг за их спинами, шагах в двадцати, раздался мощный взрыв. За ним последовал грохот: видимо, рухнул дом. Пардальян-старший бросил быстрый взгляд назад. Он увидел, что проулок выходил на широкую улицу. А там тоже ревела толпа. Старый солдат сразу не понял, в чем дело. Видимо, штурмом пытались взять какой-то дом. Как раз сейчас нападавшим удалось взорвать одно из примыкавших к дому строений…

Перед Пардальянами неистовствовала взвинченная ненавистью толпа, и они были вынуждены, отбиваясь, отступать. А позади еще одна орда фанатиков осаждала дом, и отец с сыном неминуемо должны были с ней столкнуться. Пардальяны оказались зажаты в тисках…

Случилось неизбежное: обе толпы слились. Отца и сына отбросило к отрядам, штурмовавшим дом. Они ничего не могли толком разглядеть: улица, на которую их вышвырнул наступавший людской прибой, была затянута дымом; пыль стояла столбом; выстрелы из аркебуз сливались с воплями нападавших.

Образовалась чудовищная свалка; кони давили людей, все смешалось. Пардальянов бросало то в одну, то в другую сторону, втягивало в водоворот, перед глазами их мелькали чьи-то искаженные лица, сверкали клинки, раздавались проклятья.

В какой-то момент их прижало к стене и они увидели в двух шагах широкую лестницу: ступени ее были разбиты, перила сломаны, и сама лестница, казалось, вот-вот рухнет. Они ринулись вверх и поднимались, поднимались, поднимались, не зная, куда их выведет эта чудом держащаяся лестница. Никто за ними не бросился: уж очень страшно выглядели поднимавшиеся среди развалин лестничные пролеты, окутанные густым дымом.

Отец с сыном прошли лестницу до конца и оказались на узкой площадке, где раньше, видимо, была дверь.