Я подумал, что латинский язык - это язык кошек, но папа объяснил, что латинцы были такие древние люди, они уже умерли, и их язык все забыли. Но латинцы очень любили свободу и право. Почему они любили право и как вообще можно любить право - я не понял, но переспрашивать уже не стал. Папа любит объяснять мне все сам, а когда его много раз переспрашиваешь, он начинает злиться. У Виктории было серое пушистое брюшко, черные глаза, розовый язычок и белое ухо. Ни у одной кошечки в мире нет такого потрясающего белого уха, как у нашей Виктории!
Папа сказал, что Виктория может жить в моей комнате, а гулять по всей квартире. Только залезать на столы ей нельзя и нельзя выходить во двор.
– Кошки - животные дикие, - объяснил мне папа, собираясь на службу. - Природа так задумала, чтобы они жили где захотят. Но в нашем веке только человек по-настоящему свободное существо, и только он имеет право жить где захочет.
– Тогда я буду жить под журнальным столиком! - решил я.
– Нет! - сказал папа, завязывая галстук. - Детям под столиком жить нельзя!
– А когда я вырасту, можно будет жить под столиком? - спросил я.
– Нет, взрослые тоже не живут под столами! - рассердился папа и ушел на службу.
Днем папа и мама уходили на службу, а я - в детскую группу. Виктория оставалась дома одна. Обычно она вела себя как положено, но иногда безобразничала. Однажды разбила мамину кружку. Но мама не стала ее ругать.
– Бедняжка, - сказала мама, поглаживая спинку Виктории. - Она сидит целые дни взаперти, конечно, ей скучно.
– Да-с, - кивнул папа задумчиво. - Фактически для нее наш дом - это тюрьма.
– Что такое тюрьма? - удивился я.
– Тюрьма, - объяснил папа, - это такое место, куда запирают непослушных людей, чтобы забрать у них свободу. Они годами не могут выйти из закрытой комнаты и пойти куда им вздумается.
– Давай пойдем куда нам вздумается! - предложил я. - В зоопарк!
– Завтра рабочий день, - возразил папа и посмотрел на часы. - А ну марш в кровать!
В выходные к нам пришли гости. Дядя Антон сказал, что Виктория - это не свобода, а победа, но переименовывать кошечку мы не стали. Родители рано выставили меня из-за стола и уложили в кровать, а сами долго хохотали и звенели рюмками. Я лежал в темноте, но мне не было страшно - рядом на одеяле лежала Виктория, и я гладил ее теплый бок.
Голоса переместились в прихожую, а вскоре хлопнула дверь, и я понял, что дядя Антон и тетя Оля наконец ушли. Мама долго звенела посудой, а папа шаркал по квартире тапочками и наконец заглянул ко мне. Он был веселый и разговорчивый.
– Не спишь? - кивнул он мне, включая ночник.
А затем сел рядом на одеяло, а Викторию взял на руки.
– У-у-у! Зверь! - захихикал папа, лохматя Виктории голову.
Виктория осторожно принюхивалась к его рукам и недовольно фыркала.
– Человек, - начал папа и назидательно поднял палец, - Царь зверей. Как человек захочет - так и будет. Вот.
– Наша Виктория тоже делает что хочет, - возразил я.
– Э нет, брат! - хихикнул папа. - Кошка существо подневольное. Кошка что? Мебель! Человек кошку держит дома! Человек кошку кормит! И делает с ней что захочет. Хочет - призвал к себе, хочет - выгнал вон! - Папа взял Викторию поперек живота и кинул на пол. - Вот, говорят, у нас нет рабства. Так вот же оно, настоящее рабство. Кошачье! - Папа снова хихикнул.
– Что такое рабство? - спросил я.
– Это, брат, ты будешь учить в школе! - ответил папа. - Рабство - это когда у тебя совсем нет свободы. Это когда ты сам себе не хозяин! Когда ты никуда не можешь ни пойти, ни поехать!
Я понял, что папа в хорошем настроении, и наконец решился спросить:
– Папа, а мы можем полететь в поселок на Луну?
– На Луне живут только военные и ученые, - ответил папа. |