У меня в ушах звучал голос человека, которого я никогда не знал. Но этот голос помнило моё тело. Я вернулся к чтению.

— Вскоре, чтобы покрыть долги, я стал распродавать имущество. Это было началом конца. Но даже сквозь захвативший меня туман, я понимал, что скалу продавать нельзя ни в коем случае! В момент одного из просветлений я позвонил Фоксу и рассказал, что со мной происходит. Тот пообещал принять меры. С того случая прошёл почти год, и за это время сейчас у меня первое просветление. Что приводит меня к очень грустным выводам. Человек, которого я считал другом и которому полностью доверял и есть инициатор моих проблем. Ни за что не продавай ему скалу, ни за какие деньги! Я верю, что ты сможешь возродить наш род. Сын, меня опять накрывает безумие, запомни всё, что я тебе сказал, и прощай. Я вряд ли ещё раз смогу прийти в себя. Люблю тебя, верю в тебя, горжусь тобой!

Одинокая слеза помимо воли и разума скатилась у меня по щеке. Вот оно как, оказывается! Впрочем, самый изящный способ дёшево выкупить нужный участок. Подсадить человека на азартные игры, женщин и алкоголь с наркотиками. Он будет вынужден продавать всё, лишь бы были средства на «очередную дозу» этого удовольствия.

Но главное, впервые во всей этой истории у меня появилась зацепка на имя! Гарантий, что это действительно он, не было, но английский флот, который был в курсе, косвенно подтверждал теорию моего отца.

Вообще, у гада получилась череда обломов. Не получилось выкупить участок до смерти отца. А мать наотрез отказалась продавать даже сотку оставшейся земли. Потом они попытались убить меня, убили матушку, но опять фиаско.

Теперь о нулевой изнанке моего тонкого места знает сам государь, так что убивать меня практически бесполезно, корона всё равно приберёт драгоценность к своим рукам. И, вероятно, поэтому было организовано каперское нападение. Если бы не Наташа, которую те скоты явно не брали в расчёт, у них получилось бы выкрасть кучу очаровашек, которых они продали бы в гаремы за фантастические деньги.

Я поднялся с разлохмаченного бревна, на котором сидел всё это время, и побрёл к лазарету, морально полностью опустошённый. Мне хотелось показать письмо Аманде. Она знала отца, и могла подтвердить как минимум достоверность почерка. Впрочем, каким-то даже не шестым, а седьмым чувством я ощущал, что бумага подлинная.

— Аманда, ты мне очень нужна, — сказал я, ожидаемо увидев её среди пациентов. — Как освободишься, выйди?

Она кивнула, не отрывая взгляда от очередного больного. Вокруг неё не зажигались белые вспышки лечебной магии, но я был уверен, что он спасла сегодня больше жизней, чем все маги, вместе взятые. Вышла она через пару минут.

— Судя по твоему виду, ты морально сдох, — констатировала она.

Вместо ответа я протянул ей письмо. Он внимательно несколько раз перечитала его, всё больше хмурясь. Наконец, она вернула немного помятую мной бумагу обратно.