Тени удлинились. Дождь шел все утро, но теперь небо расчистилось. Солнце уже висело низко, очень низко, и Жослен знал, что синьор Джоберти ждет, когда последние яркие лучи станут светить прямо в ворота, ослепляя защитников. Потом будет грохот, повалит зловонный дым, железная болванка, пронесшись через двор, с грохотом ударится в стену, и, пока осажденные будут приходить в себя, нападающие разъяренной толпой, никого не щадя, ворвутся в ворота.

— Господь с нами, — сказал Жослен, не потому что верил в это, а потому что знал, каких слов от него ожидают. — Сегодня ночью мы попируем за их счет и позабавимся с их женщинами.

Он говорил слишком много, потому что, сам того не замечая, сильно разволновался. Это не было похоже на турнир, где побежденный пусть в синяках и шишках, пусть с переломами, но уходит с ристалища живым. Здесь правила смерть, и ему, при всей самоуверенности, было немного не по себе.

«Пусть чертовы англичане дрыхнут, или жрут, или пьют, — мысленно заклинал судьбу Жослен. — Пусть делают что угодно, лишь бы они нас не ждали!»

И в этот миг мир наполнился громом. Опаленное пламенем железо с пронзительным свистом пронеслось сквозь ворота, улица скрылась в клубящемся дыму, и ожидание, слава богу, закончилось.

Началась атака.

Как только в Кастийон-д'Арбизоне появилась пушка, сэр Гийом стал готовить гарнизон к отражению штурма. Десяти лучникам было приказано постоянно находиться во дворе, по пятеро с каждой стороны, заняв позиции, с которых простреливался проем снесенных ворот. Неповрежденная часть крепостной стены защищала их от арбалетчиков, стрелявших из города. В тот день, когда пушка разбила ворота, сэр Гийом приказал развалить стены конюшен, оставив поддерживающие кровлю столбы, чтобы лучникам было где укрыть свои тетивы от дождя. Лошадей по ступенькам отвели в нижний холл замка, где теперь разместилась конюшня.

Бревна и доски от разбитых ворот, разобранной конюшни и коровника пошли на сооружение перегородившей внутренний двор баррикады. Правда, она получилась не такой высокой, как хотелось бы сэру Гийому. На то, чтобы сделать эту преграду непреодолимой, у него не хватило древесины, однако любое заграждение могло замедлить продвижение человека в доспехах и дать время лучнику наложить на тетиву новую стрелу. Железные стрелы, разбившие ворота, тоже пошли на сооружение баррикады, а потом из подвала с той же целью выкатили бочку с прогорклым оливковым маслом.

Сэр Гийом был готов.

Он подозревал, что Жослен не станет медлить со штурмом. Сэр Гийом провел достаточно времени в обществе нового графа Бера и понял, что терпеливость никак не относится к достоинствам этого самолюбивого, рвущегося к победам рыцаря. По рассуждению нормандца, атаки стоило ожидать либо в сумерках, либо на рассвете, и когда после полного дня обстрела ворота были снесены, а одна из надвратных башенок повреждена, он приказал всем защитникам облачиться в доспехи и быть наготове.

Уже во второй половине дня он ничуть не сомневался в скором начале штурма, ибо, когда в долгих промежутках между выстрелами сэр Гийом присматривался к вражеским позициям с неповрежденного участка стены, до его слуха донесся приглушенный стук молотов и треск раскалываемой кладки. Стало очевидно, что противник проламывается сквозь стены домов, чтобы подобраться как можно ближе к воротам, а вечером, когда интервал между выстрелами слишком затянулся, не осталось ни малейших сомнений в том, что пушкари ждут, когда штурмовой отряд соберется на месте. Припав ухом к земле у ворот, опытный вояка услышал, как в доме напротив звякают доспехи; выглянув за арку и присмотревшись к городской стене у западных ворот, он увидел, что там собралось множество людей, глазеющих на замок. «С равным успехом они могли бы объявить о своих намерениях, затрубив в трубу», — презрительно подумал нормандец и быстро отскочил назад.