— Документы, — промолвил он. — Тут сказано «документы».

— Я тоже заметил это слово, — сказал граф. Он отошел от открытого окна. — Ты устроил сквозняк, отец Рубер.

Священник неохотно притворил окно. Он знал, что граф вычитал в каких-то книгах, будто бы тепло способствует мужской плодовитости, хотя сам считал это ерундой. Плодятся же люди в студеных, северных странах.

— Как видно, — промолвил он, — кардинала интересуют не книги, а только архивы графства.

— Видимо, так. Отчеты о податях за последние двести лет. Хорошее развлечение для брата Жерома — разбираться в этой писанине, — сказал граф со смешком.

Некоторое время монах молчал. Лязг мечей эхом разносился по двору замка, где графский племянник и его приятели упражнялись с оружием, и доминиканец подумал, что, стоит только Жослену дорваться до наследства, все эти древние книги и манускрипты полетят в огонь. Он подошел поближе к очагу. Хотя на улице было тепло, там горел жаркий огонь, и, глядя на пламя, он подумал о девчонке, которую завтра утром ожидала смерть на костре в Кастийон-д'Арбизоне. Девчонка была еретичкой, мерзкое создание, чертова кукла, и он вспомнил, как она мучилась, когда он пытками добивался от нее признания. Ему хотелось увидеть, как она горит, услышать пронзительные крики, свидетельствующие о ее прибытии к вратам ада, поэтому чем скорее он ответит графу, тем скорее сможет отбыть. Но прежде чем он успел открыть рот, граф сам поторопил его начать разговор:

— Ты что-то скрываешь, Рубер.

Священник терпеть не мог, когда его называли просто по имени. Для него это было напоминанием о том, что граф знал его с детских лет и на свои деньги вывел его в люди.

— Я ничего не скрываю, — возразил он.

— Тогда скажи мне, зачем кардинал-архиепископ прислал в Бера монаха?

Брат Рубер оторвался от созерцания огня и обернулся к графу.

— Вероятно, излишне напоминать тебе о том, что бывшее графство Астарак теперь является частью владений Бера?

Граф уставился на отца Рубера в недоумении, не сразу сообразив, о чем речь.

— Господи, а ведь и правда! — пробормотал он, сотворив крестное знамение.

Граф вернулся в свое кресло, почесал голову под шерстяной шапочкой, скользнул взглядом по шахматной доске и снова повернулся к доминиканцу.

— Неужели та старая история?

— О чем-то таком поговаривали, — высокомерно промолвил отец Рубер. — Был в нашем ордене один замечательный человек по имени Бертран де Тайлебур, в этом году он умер в Бретани. Так вот, он будто бы искал нечто важное. Что именно, нам не рассказывали, но поговаривали, что в этих поисках он объединился с одним из отпрысков семейства Вексиев.

— Боже праведный! — воскликнул граф. — Что же ты мне раньше ничего не сказал?

— Разве вы желаете, чтобы я беспокоил вас пересказом всех вздорных слухов, которые гуляют по тавернам? — возразил брат Рубер.

Граф не ответил, он задумался о семействе Вексиев, о бывших графах де Астарак. Когда-то они были могущественными сеньорами, владели обширными землями, но их род связался с еретиками-катарами, и когда Святая церковь огнем и мечом выжигала еретическую чуму, они не покорились, а заперлись, как в последнем прибежище, в своем родовом гнезде, замке Астарак, и защищались там до последней возможности. Разумеется, они были побеждены и почти все погибли, хотя несколько человек, как было известно графу, бежали и очутились в Англии. Руины замка стали приютом воронов и лис, земли вошли в графство Бера, но там сохранилось предание, что род Вексиев был хранителем сокровищ катаров, величайшим из которых являлся Святой Грааль.