— Нет.

— А что, если он остался жив? — Граф пришел в возбуждение и, встав с кресла, принялся расхаживать из угла в угол. — И почему он бросил своих товарищей в Монсегюре?

— Навряд ли, — с сомнением промолвил отец Рубер.

— Но ведь кто-то же выжил. Тот, кто своей властью нанял каменщика. Тот, кто хотел оставить послание в камне. Тот, кто… — Неожиданно граф осекся. — Постой! А почему эта дата обозначена как канун праздника святого Назария?

— А почему бы и нет?

— Потому что это День святого Панталеона, почему его так и не назвать?

— Потому что…

Отец Рубер собирался объяснить, что святой Назарий гораздо лучше известен, чем святой Панталеон, но граф прервал его:

— Потому что это день семерых спящих отроков! Их было семеро, Рубер! Семеро уцелевших! И они пожелали высечь эту надпись, чтобы все так и поняли!

Священник подумал, что граф слишком вольно истолковывает свидетельства, но перечить не стал.

— Ты вспомни эту историю! — настаивал граф. — Семерым юношам грозит опасность, да? Они бегут из города… какого города… да, конечно из Эфеса. Бегут из Эфеса и находят убежище в пещере! При императоре Деции, так ведь? Да, точно, при Деции! Итак, император Деций повелел замуровать все пещеры до единой. А много лет спустя, сто лет спустя, если память мне не изменяет, семеро молодых людей были найдены в одной из них. Они так и остались отроками, не состарившись ни на день. Значит, Рубер, семеро человек бежали из Монсегюра!

Отец Рубер вернул анналы на место.

— Но год спустя, — указал он, — твой предок их победил.

— Победил, да, но это не значит, что он их убил, — упорствовал граф, — и всем известно, что какие-то члены семьи Вексиев спаслись. Конечно, они спаслись! Но подумай, Рубер, — нечаянно он обратился к доминиканцу, назвав его просто по имени, — зачем было катарскому сеньору покидать свой последний оплот, если не для того, чтобы спасти сокровища еретиков? Ни для кого не секрет, что катары обладали великими сокровищами!

Отец Рубер постарался сохранить рассудительность и не поддаться охватившему графа возбуждению.

— Семья забрала бы сокровища с собой, — указал он.

— Так ли это? — не согласился граф. — Подумай! Их семеро. Они разъезжаются в разные стороны, по разным странам. Некоторые в Испанию, другие в северную Францию, по крайней мере один — в Англию. Допустим, за тобой идет охота, тебя ищет и церковь, и каждый могущественный магнат. Стал бы ты брать с собой великое сокровище? Стал бы ты рисковать тем, что оно попадет в руки твоих врагов? Не лучше ли спрятать его в надежде на то, что в один прекрасный день тот из семерых, кому посчастливиться уцелеть, сможет вернуться и забрать его?

Теперь предположение представлялось уже совсем шатким, и отец Рубер покачал головой.

— Если бы в Астараке было сокровище, — сказал он, — его бы давным-давно нашли.

— Но ведь кардинал-архиепископ ищет его, — указал граф. — Зачем еще ему потребовалось бы просматривать наши архивы?

Он взял со стола контракт каменщика и подержал над свечой, пока на месте трех латинских слов и требования высечь в камне дату не образовалась дырка с обожженными краями. Тогда он прихлопнул тлеющий огонь и отправил пергамент в ларь с документами, предназначенными для брата Жерома.

— Что мне следует сделать, — заявил он, — так это отправиться в Астарак.

— Это ведь глухие места, они кишат коредорами, — предостерег графа встревоженный подобной поспешностью священник.