К наиболее острым гедонистическим излишествам Попельский, как и большинство людей, причислял половые отношения, а также пьянство и обжорство. По его классификации, это были наслаждения, отведав которых, он испытывал угрызения совести. Кроме того, они имели кульминационное свойство, росли, пока не достигали апогея. После совокупления он становился грустным и равнодушным, согласно словам Аристотеля о том, что каждое животное после полового акта становится подавленным. После алкогольных и кулинарных безумств ему казалось, что он уничтожает свой организм токсинами и разрушает его. В борьбе с пагубными, как он думал, последствиями наслаждений Попельский использовал различные противоядия: полный отказ от секса, диету и полное воздержание от алкоголя.

Гораздо безопаснее он считал роскоши, которые не вызывали ни малейших угрызений совести и не имели кульминационного характера. К ним принадлежали физические упражнения и приступы эпилепсии. Во время бега или вызванного им самим эпилептического припадка Попельский, конечно, не чувствовал ничего приятного, зато ex post его окутывало приятное расслабление, глубокое облегчение и истинное удовольствие. Кроме того, во время эпилептических приступов Попельский видел особые видения. Об этом он никому не рассказывал. Эти видения всегда состояли из двух эпизодов, причем первый довольно неожиданно переходил во второй. Например, когда-то ему привиделась прогулка с маленькой Ритой в каком-то парке. Вдруг дочь убежала от него и спряталась в кустах (первый эпизод). Когда он бросился к тем кустам, оказалось, что он был не в парке, а в пустыне, а его дочь играет песком (второй эпизод). Между первым и вторым эпизодами всегда были какие-то двери, некая черта, некий переход. Позже он переживал эти сны наяву, но второй эпизод на самом деле значительно отличался от того, что он видел во время нападения. Действительно, когда-то во время прогулки маленькая Рита убежала от отца в кусты. Когда он нашел ее, там, конечно, не было никакой пустыни, а росли деревья, а Рита не игралась песком, зато ломала сухие веточки.

Такие эпилептические видения Попельский считал пророческими и как-то даже использовал несколько из них в своей работе следователя. Поэтому это состояние позволяло совмещать приятное с полезным. Не удивительно, что Попельский часто провоцировал эпилептические припадки, направляя струю света в лицо, а потом махая рукой перед глазами, достигая эффекта мигания.

Так он поступил и сейчас. Попельский был дома один, у служанки был свободный день, а Леокадия играла в бридж в гостях у супругов Станьчаков. Комиссар лег в ванной и направил себе в лицо сноп сильного света настольной лампы. Оно равномерно било ему в глаза, а затем Попельский растопырил пальцы перед лицом и начал махать рукой, как будто обмахиваясь. Вскоре перед глазами замелькали черные пятна, которые начали сливаться, образуя через мгновение почти сплошной фон. Густая чернота преобладала, маленькие пятнышки света исчезали один за другим. К этому присоединился характерный звук, напоминающий шум ветра. Веки Попельский заслипались, а голова начала легонько биться об стенку, где Попельский предусмотрительно подложил подушку для ванной.

Он лежал на спине на какой-то машине, которая двигалась, и смотрел вверх. Над ним проплывали почерневшие от копоти своды, подпертые колоннами. Постепенно света становилось больше и, наконец, темнота осталась позади.