Внезапно решение проблемы прямо-таки бросилось ему в глаза, положив конец его размышлениям. Камин! Одна из покрывавших его плиток лежала криво. Она не была на одном уровне с другими; она выпирала. Шатающаяся кафельная плитка; Пуаро не сомкнул бы глаз в комнате с таким явлением. Он снова взглянул на Ричарда Негуса.

– Ну, разве что в таком же состоянии, как вы, но не иначе, – сказал он трупу.

Его единственной мыслью, когда он нагнулся над камином и протянул руку к плитке – нарушительнице спокойствия, было попытаться втолкнуть ее на место, чтобы она стала заподлицо со всеми. Ведь так он сможет оказать будущим постояльцам этой комнаты неоценимую услугу – избавит их от мучительных попыток угадать, что же в ней не так, в этой комнате. Да и синьору Лаццари тоже!

Но стоило Пуаро коснуться плитки, как она упала на пол, а вместе с ней и что-то еще: ключ с биркой под номером 238.

– Sacre tonnerre, – прошептал Пуаро. – Значит, подробный осмотр был не таким подробным.

Вернув ключ туда, где он был найден, бельгиец принялся тщательно обследовать комнату, прочесывая ее буквально дюйм за дюймом. Не обнаружив больше ничего любопытного, он перешел в комнату 317, а затем и в 121, где я его и обнаружил, вернувшись после выполнения всех его поручений с интересными новостями.

Однако Пуаро не был бы Пуаро, если бы не настоял на том, чтобы сначала я выслушал его новость о находке ключа. Могу сказать одно: в Бельгии, видимо, не знают о том, что злорадствовать некрасиво. Он так и раздувался от гордости.

– Вы понимаете, что это значит, mon ami? Окно было открыто не Ричардом Негусом, его распахнули после его смерти! Заперев дверь номера 238 изнутри, убийца вынужден был искать другой путь к отступлению. Им и стало дерево, растущее за окном комнаты мистер Негуса, а ключ он спрятал за шатающейся плиткой камина. Возможно, он сам ее и расшатал.

– А почему он не положил ключ к себе в карман и не вышел обычным путем? – спросил я.

– Это вопрос, который я задаю себе сам и на который пока не могу дать ответа, – сказал Пуаро. – Однако я наверное знаю одно: в этой комнате, номер 121, никто ключа не прятал. И в 317-й тоже. Значит, покидая «Блоксхэм», убийца прихватил с собой ключи от двух комнат, так почему бы не от третьей тоже? Почему с Ричардом Негусом он обошелся по-другому?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил я. – Слушайте, я поговорил с Джоном Гудом, клерком…

– С самым надежным из клерков, – уточнил Пуаро, весело сверкнув глазами.

– Ну да… насчет надежности не знаю, но вот на информационном фронте он нам козырей подкинул. Вы были правы: между тремя жертвами действительно есть связь. Я видел их адреса. Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери живут в местечке под названием Грейт-Холлинг, в Калвер-Вэлли.

– Bon. А Ричард Негус?

– Нет, он из Девона – место называется Биворти. Но с ним тоже есть связь. Это он забронировал все три комнаты в отеле – Иде, Харриет и себе, – и он же их все заранее оплатил.

– Вот как? Это очень интересно… – пробормотал Пуаро, поглаживая усы.

– А по-моему, довольно странно, – сказал я. – И главная странность вот в чем: если Ида Грэнсбери и Харриет Сиппель жили в одной деревне, то почему они добирались по отдельности? Почему они приехали в отель порознь? Я специально несколько раз спрашивал об этом Гуда, но он твердо стоит на своем: Харриет приехала в среду на два часа раньше, чем Ида, – на целых два часа.

– А Ричард Негус?

В тот момент я принял решение, что отныне и всегда буду выкладывать все, что касается Ричарда Негуса, при первой же возможности, хотя бы для того, чтобы не слышать, как Пуаро спрашивает: «А Ричард Негус?»

– Он приехал на час раньше Харриет Сиппель.